— Нимуэ, — вымученно улыбнулась
Кондвирамурса. — Напоминаю: здесь я — снящая, именно я нахожусь тут для
того, чтобы наблюдать сонные видения и онейроскопии. А ты ни с того ни с сего
начинаешь вещать так, словно то, о чем говоришь, видела… во сне.
Королю-Рыбаку, судя по резко усилившейся ругани, блесну
отцепить не удалось, леска порвалась. Нимуэ молчала, глядя на рисунки. На Цири
и единорога.
— Все это, — очень спокойно сказала она наконец, —
я действительно видела во сне. Видела во сне множество раз. И однажды видела
наяву.
* * *
На поездку из Члухова в Мальборк при определенных условиях
может, как известно, уйти даже и пять дней. А поскольку письма члуховского
комтура
[33]
Винриху фон Книпроде, Великому магистру ордена, должны были дойти
до адресата не позже, чем в Троицын день, рыцарь Генрих фон Швельборн тянуть не
стал, а отправился на следующее утро после праздника Вознесения, чтобы иметь
возможность ехать спокойно и не бояться опоздать. Langsam, aber sicher.
[34]
Такое поведение рыцаря очень нравилось его эскорту из шести конных стрелков под
командой Хассо Планка, сына пекаря из Кельна. Арбалетчики и Планк больше
привыкли к таким господам-рыцарям, которые ругались, орали, погоняли и
приказывали гнать во весь опор, а потом, все равно не успев к сроку, всю вину
валили на несчастных ландскнехтов, отговариваясь враньем, недостойным рыцаря, к
тому же рыцаря Ордена. Было тепло, хоть и пасмурно. Время от времени моросило,
яры затягивал туман. Поросшие буйной зеленью холмы напоминали рыцарю Генриху
его родную Тюрингию, матушку, а также то, что у него больше месяца не было
женщины. Едущие позади арбалетчики тупо напевали балладу Вальтера фон дер
Фогельвейде. Хассо Планк дремал в седле.
Wer gute Fraue Liebe hat
Der schamt sich aller Missetat...
[35]
Странствие протекало спокойно и, кто знает, может, таковым
оставалось бы и до конца, если б не то, что ближе к полудню рыцарь Генрих
заметил неподалеку от тракта поблескивающий плес озера. А поскольку завтра была
пятница и имело смысл заблаговременно запастись постной пищей, рыцарь приказал
спуститься к воде и поискать какую-нибудь рыбацкую хибару.
Озеро было большое и даже обзавелось собственным островом.
Никто не знал его настоящего названия, но оно, несомненно, было Святым. В
здешней языческой стране — словно в насмешку — каждое второе озеро именовалось
Святым.
Подковы захрустели по устилающим берег ракушкам. Озеро
затягивал туман, но все же было видно, что с людьми здесь жидковато. Ни лодки,
ни сетей и вообще ни живой души. «Придется поискать в другом месте, —
подумал Генрих фон Швельборн. — А если нет, ничего не поделаешь. Поедим,
что есть в мешках, даже если это ветчина, а в Мальборке исповедуемся, капеллан
назначит епитимью и освободит от греха».
Он уже собирался отдать приказ, когда в голове под шлемом
что-то зашумело, а Хассо Планк дико заорал. Фон Швельборн глянул и остолбенел.
И перекрестился.
Перед ними из ничего возникли две лошади — белая и вороная,
а мгновение спустя он с ужасом увидел, что из выпуклого лба белой лошади торчит
закрученный винтом рог. Увидел он также, что на вороной кобыле сидит девушка с
пепельными волосами, зачесанными так, чтобы они заслоняли щеку. Мираж, похоже,
не касался ни земли, ни воды, а выглядел так, словно повис над стелющимся по
глади вод туманом.
Вороная лошадь заржала.
— Uuups, — вполне отчетливо произнесла девушка с
пепельными волосами. — Ire lokke, ire tedd! Squaess'me.
— Святая Урсула, покровительница, — забормотал
Хассо, побледнев как смерть. Арбалетчики замерли, раскрыв рты и осеняя себя
крестными знамениями.
Фон Швельборн тоже перекрестился, затем нетвердой рукой
вытянул меч из ножен, притороченных под тебеньком.
— Heilige Maria, Mutter Gottes, — рявкнул
он. — Steh mir bei!
[36]
Рыцарь Генрих не опозорил в тот день своих бравых предков
фон Швельборнов, в том числе и Дитриха фон Швельборна, храбро бившегося под
Дамьеттой и одного из немногих, которые не убежали, когда сарацины волшебством
запустили на крестоносцев черного демона. Пришпорив коня и вспомнив неустрашимого
предка, Генрих фон Швельборн ринулся на привидение, разбрызгивая вылетающие
из-под конских копыт крошки беззубок.
— Орден и святой Георгий!
Белый единорог совершенно по-геральдически поднялся на
задние ноги, черная кобыла заплясала. Девушка испугалась, это было видно с
первого же взгляда. Генрих фон Швельборн бурей мчался на них. Как знать, чем бы
все кончилось, если б озеро вдруг не покрыл туман, а таинственный мираж лопнул,
распался на разноцветные осколки, словно витраж, в который швырнули камнем. И
все исчезло. Все: белый единорог, вороная лошадь, странная девушка…
Мерин Генриха фон Швельборна с плеском влетел в озеро,
остановился, мотнул головой, заржал, принялся грызть зубами удила.
С трудом усмирив закапризничавшего коня, Хассо Планк подлетел
к рыцарю. Фон Швельборн глубоко дышал и сопел, чуть ли не сипел, а глаза у него
были выпучены, как у рыбы.
— Клянусь мощами святой Урсулы, святой Кордулы и всех
одиннадцати тысяч кельнских дев-мучениц… — выдавил из себя Хассо
Планк. — Что это было, edier Herr Ritter?
[37]
Чудо? Явление?
— Teufelwerk, — простонал фон Швельборн, только
теперь бледнея от изумления и щелкая зубами. — Schwarze Magie! Zauberey!
[38]
Проклятое, языческое и чертовское наваждение.
— Лучше поедем отсюда, благородный господин. Да
поскорее… До Пельплина недалеко, только бы церковные колокола услыхать.
У самого леса, на возвышенности, рыцарь Генрих фон Швельборн
оглянулся последний раз. Ветер разогнал туман, в местах, закрытых стеной леса,
зеркальная поверхность озера поматовела и пошла рябью.
Над водой кружил огромный орел-рыболов.
— Безбожный, языческий мир, — пробормотал Генрих
фон Швельборн. — Много, много трудов, работ и огня ждет нас, прежде чем
Орден Немецких Госпитальеров наконец изгонит отсюда дьявола.
* * *
