– Имеете в виду кражу на Тёплой Топи?
– Как по-вашему, мистер Тейт начнёт судебный процесс против «Любезной обители»?
– Не начнёт, – покачал головой Квиллер. – Мы не напечатали ничего лживого или клеветнического. И разумеется, он разрешил поместить фото его дома прямо на обложке.
– Но вы должны признать, что ограбление повредит имиджу вашего журнала, – сказала мисс Райт.
В этот момент голландская дверь распахнулась и раздался голос:
– Подумать только! Вот ужас! Я опоздала?
– Вот и миссис Мидди, – с усмешкой в глазах сказала девушка.
Женщина-коротышка, ввалившаяся в студию, принялась извиняться прямо с порога, даже не переведя дыхание. Она так спешила, что пучки седых волос, словно спасаясь из заключения, во все стороны вырывались из-под её мышино-серой шляпки,
– Принесите нам кофе, дорогая, – сказала она своей ассистентке. – Я совершенно расстроена. Из-за спешки меня только что оштрафовали. Но этот офицер был так любезен! У них там служат чудные офицеры. – Дизайнерша тяжело опустилась в шаткое, чёрное с золотом кресло. – Почему бы вам не написать чудную статью о наших полисменах, мистер… мистер…
– Квиллер. Джим Квиллер, – напомнил он. – Боюсь, что это не по моей части, но зато я хотел бы написать чудную статью о вас.
– Подумать только! – воскликнула миссис Мидди, снимая шляпку и поправляя прическу.
Прибыл кофе в чашках, усыпанных розовыми бутончиками, и мисс Райт подала их, изгибом бровей выражая пренебрежение к такому дизайну. Потом дизайнерша и репортёр обсудили, что можно снять для «Любезной обители».
– Я недавно сделала несколько премиленьких интерьеров, – сказала миссис Мидди. – Дом доктора Мэйсона – чудненький, но не совсем окончен. Мы ждем лампы. Дом профессора Дэвитта тоже миленький, но драпировки ещё не повешены.
– Поставщики не представили образцов? – со знанием дела спросил Квиллер.
– Да! Откуда вы знаете?! – Она неистово качнулась а кресле. – Подумать только! Вот ужас! Но что тут поделаешь?
– Интерьерчики подвели? – шепнула её ассистентка.
– Ах да, мы только что завершили несколько дортуаров для университета, – сказала миссис Мидди, – и помещение клуба для Дельты-Сельты, или как там её. Но всё это за городом.
– Не забудьте о доме миссис Эллисон.
– Ах да, дом миссис Эллисон и впрямь чудненький. Заинтересует вас резиденция для служащих девушек, мистер Квиллер? По ней видно, что можно сделать со старыми меблированными комнатами. Это один из многоквартирных домов середины прошлого века, на Мерчент-стрит, – и он весь был угрюмый и нелепый, пока миссис Эллисон не пригласила меня.
– Он выглядел как викторианский бордель, – обронила мисс Райт.
– В гостиной я использовала вышивки шерстью, а в спальнях девушек поставила кровати под балдахинами. Вместо длинного стола, который выглядит так казенно, я поставила множество маленьких столиков со скатертями – как в кафе.
Квиллера интересовали только частные резиденции, но он решил писать о чём угодно, лишь бы это можно было срочно сфотографировать.
– Какова цветовая палитра? – важно спросил он.
– Тема, – ответствовала миссис Мидди, – вишнёво-красная с вариациями. Наверху всё вишнёво-розовое. О, вы в это влюбитесь! Просто влюбитесь!
– А есть возможность сфотографировать интерьер сегодня же, во второй половине дня?
– Подумать только! Вряд ли они согласятся принять вас сегодня. Люди перед приходом фотографа, знаете ли, любят чистоту навести. – Тогда завтра утром?
– Я прямо сейчас иду звонить миссис Эллисон. Дизайнерша поспешила к телефону, а Элкокови Райт сказала Квиллеру:
– Матушка Мидди сотворила с этим домом миссис Эллисон чудеса. Он больше не выглядит как викторианский бордель. Выглядит как раннеамериканский бардак.
Пока по телефону велись переговоры, Квиллер достиг личной договоренности с мисс Райт – в шесть часов вечера в среду под часами ратуши – и покинул студию Мидди с приятным ощущением в усах. По дороге в офис он зашёл в гастрономическую лавку и купил Коко копчёных устриц.
Вечером Квиллер упаковал книги в три гофрированные картонки из бакалейной лавки и обтёр две свои багажные сумки. Коко сосредоточенно следил за этими действиями. К копченым устрицам не прикоснулся.
– В чём дело? – спросил Квиллер. – У тебя диета?
Коко принялся ходить из угла в угол, останавливаясь только затем, чтобы обнюхать картонки и испустить протяжный погребальный вой.
– Забеспокоился! – сказал Квиллер. – Не хочешь переезжать…
Он поднял кота, утешающе погладил его по голове и усадил на раскрытый словарь;
– Давай-ка сыграем, чтобы отогнать уныние! Коко вяло запустил когти в словарь.
– Пленэр и плешь , – прочёл Квиллер. – Элементарно! Два очка в мою пользу. А ну, постарайся получше!
Коко снова впустил когти.
– Кохистани и кулонемби , – Квиллер знал значение первого слова: язык, на котором говорят кохистанцы – народности, живущие на севере Индии и Пакистана. А вот в словарную статью второго пришлось заглянуть. – «Западноафриканская человекообразная обезьяна с почти лысой головой и чёрными лицом и руками», – прочёл он. – Великолепно! Это недурно пополнит мой повседневный лексикон. Весьма признателен.
К концу девятого кона Квиллер выиграл 14:4. Коко по большей части вылавливал лёгкие словечки типа мошенник и мошка, фрак и франки .
– Теряешь форму, – резюмировал Квиллер, и Коко ответил ему долгим возмущённым мявом.
ВОСЕМЬ
В среду утром Квиллер и Банзен поспешили в дом миссис Эллисон на Мерчент-стрит. Квиллер сказал, что надеется застать там кой-кого из девушек. Банзен выразил желание снять одну из кроватей под балдахином – с девушкой прямо у себя в гнёздышке.
Дом – викторианский монстр, любовная песня плотника девятнадцатого века, влюблённого в свою пилу, – был, однако, свежевыкрашен, а окна его выставляли напоказ весёленькие занавески. Миссис Мидди при бесформенной шляпке и воротничке с кружевным рюшем встретила журналистов в дверях.
– Где девушки? – заорал Банзен. – Подать сюда девушек!
– Ах, днем их не бывает, – ответила миссис Мидди. – Они работают. Так что вы хотели бы посмотреть? Откуда начать?
– Что я хочу видеть, – гнул своё фотограф, – так это спаленки с кроватками под балдахинчиками.
Дизайнерша бросилась внутрь, взбивая по дороге подушки и вытряхивая пепельницы. Потом из недр дома явилась изможденная женщина с бесцветным лицом; взлохмаченные волосы её прикрывал тюлевый чепчик. Бумазейный халат в унылый цветочек странно контрастировал с развязными манерами хозяйки заведения.