– Конечно будет, если я скажу.
Квиллер в последний раз пригладил Коко шкурку и отступил, сказав:
– Место! Там – место!
Коко спокойно поднялся, спрыгнул на пол и вышел из комнаты, задрав хвост, выражая им свое безразличие.
– Он спокойный, что и говорить! – съязвил Банзен. – Спокойнейший кот из всех, каких я встречал.
Покуда фотограф заканчивал съемку, Коко играл у Дэвида в гардеробной висячими бусинами и с братским интересом обнюхивал тигровое покрывало. Меж тем Дэвид готовил ему какое-то угощение.
– Только остатки цыплячьего кэрри, – объяснил дизайнер Квиллеру. – Юши прошлой ночью загрустил и «сверкстатно » призвал на помощь восьмилетнего мальчика.
– Юши – это тот, кто готовит закуски для ваших вечеринок? Он великий повар.
– Он – художник, – мягко сказал Дэвид. Дэвид налил Квиллеру имбирного пива, а Банзену – шотландского виски.
– Не хочет ли кто, – предложил фотограф, – посидеть нынче вечером в пресс-клубе? Моя жена задаёт вечеринку стайке девиц, и меня до полуночи вышибли из дому.
– Я бы и рад к вам присоединиться, но у меня назначено свидание, – ответил Дэвид. – Может быть, в другой раз. Мне хочется осмотреть этот клуб внутри. Говорят, там воочию явлены все достоинства средневековой тюремной крепости.
Два газетчика явились в бар пресс-клуба, и Банзен выхлестал двойное мартини, пока Квиллер приканчивал томатный сок.
– Не такой уж дурной день, в конце-то концов, – констатировал Квиллер, – хоть и начался хуже некуда.
– Он ещё не кончился, – напомнил ему фотограф.
– Этот Дэвид Лайк – вот уж тип, а?
– Не знаю, что и думать об этой его спальне, – вращая глазами, ответил Банзен.
– Понимаешь, – насупился Квиллер, – он малый покладистый, но кое-что в нём меня коробит, он делает ужасно едкие замечания о своих друзьях. И думаешь, они его раскусили? Ничего подобного. Каждый считает его замечательным парнем.
– С хорошей внешностью и деньгами можно избежать наказания даже за убийство.
В следующем раунде питья Квиллер спросил:
– А помнишь слух о скандале в Тейтовом семействе лет пятнадцать-двадцать назад?
– Пятнадцать лет назад я ещё в шарики играл. Квиллер фукнул себе в усы:
– Ты, верно, был единственным игроком в шарики с запашком винной стойки. – Он поманил к себе бармена: – Бруно, не припомните ли скандал, в который впуталась семья Джорджа Вернига Тейта с Тёплой Топи?
Бармен с видом знатока покачал головой:
– Нет, не помню ничего подобного. Случись что-нибудь вроде этого, уж я бы знал. Память у меня как у жирафа.
Наконец газетчики перешли за стол и заказали по телячьей отбивной с косточкой.
– Хвостик не доедай, – предупредил Квиллер. – Дома угощу им Коко.
– Вот и отдай-ка ему свой собственный хвостик, – возразил Банзен. – Не поделюсь я своей отбивной с перекормленным котом. Ему живется лучше моего.
– Привязь то, что надо. Перед уходом я привязал Коко на балконе. Но пришлось покрепче и поплотнее застегнуть шлейку – или он вырвется на свободу. Одно быстрое сальто и хитроумное движение когтей – и поминай как звали! Не кот, а Гудини какой-то. – Имелись и другие сведения о способностях Коко, которые Квиллер хотел было поведать Банзену, но всё же решил воздержаться.
После отбивных появился яблочный пирог а-ля мод, вслед за которым Квиллер приступил к кофе, а Банзен – к бренди.
– Я беспокоюсь насчёт Натали, – раскуривая трубку, начал Квиллер, – и насчёт того, с чего бы ей нас нынче не впускать. Это усложняет всё нойтоновское дело. Рассуди, что можно извлечь из такого вот набора фактов: Натали берёт развод по причинам, по меньшей мере, неубедительным хоть мы и знаем эту историю только из уст мужа. Я нахожу серёжку в квартире, которую Гарри Нойтон предназначил для деловых приёмов. Я обнаруживаю также, что он знает миссис Тейт. Затем она умирает, а он поспешно покидает страну. В то же самое время похищены Тейтовы нефриты, после чего и он собирается уехать из города. Ну как, по—твоему?
– По-моему, янки получат призовое знамя на состязаниях!
– Ты готов! – определил Квиллер. – Пошли ко мне пить чёрный кофе. Тогда ты, может быть, и протрезвеешь достаточно, чтобы доехать домой к полуночи.
Банзен не обнаруживал намерения подняться.
– Мне надо забрать кота с балкона – вдруг пойдёт дождь, – убеждал его Квиллер. – Двигаем! Возьмём твою машину, а править буду я.
– Да могу я править! – возмутился Банзен,
Трезв как стеклышко.
– Тогда вынь эту вот солонку из нагрудного кармана, и потопали!
Квиллер правил, Банзен пел. Когда доехали до «Виллы Веранда», фотограф открыл, что резонанс в лифте улучшает его вокальное мастерство.
– Ох, не тер-р-р-плю я вставать по утр-р-рам!
– Заткнись! Кота напугаешь!
– Он не из пугливых. Он ххладнокррровный ккот, – ответил Банзен. – Насстоящий хладнокотный крров!
Квиллер отпер дверь в квартиру пятнадцать и тронул выключатель, залив гостиную светом.
– Где этот ххладнокот? Х-хчу взглянуть на этого ххладнокровного к-кта!
– Я впущу его, – ответил Квиллер. – Лучше сядь, пока не свалился! Давай-ка в это зелёное кресло с подголовником. Удобнее не бывает!
Фотограф плюхнулся в зелёное кресло, а Квиллер открыл балконную дверь. Шагнул в ночь. И меньше чем через секунду – вернулся.
– Он пропал! Коко пропал!
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Двенадцатифутовый нейлоновый шнур был привязан к ручке балконной двери. Укрепленная на его конце голубая кожаная шлейка с ремешком и ошейником, застёгнутым на последнюю дырочку, валялась на бетонном полу, образуя цифру восемь.
– Кто-то уккрал этого ххладнокровного к-та. – изрёк фотограф, важно восседая в зелёном кресле с подголовником.
– Не насмехайся! – рявкнул на него Квиллер. – Меня это тревожит. Пойду позвоню управляющему.
– Подожди минутку, – сказал Банзен, вываливаясь из кресла. – Давай как следует поглядим снаружи.
Они вышли на балкон. Их встретил порыв сильного ветра, и Банзен несколько пришёл в себя.
Квиллер вгляделся в соседние балконы:
– Между перилами всего около пяти футов. Коко, мне кажется, мог и перепрыгнуть.
У Банзена были на этот счёт другие соображения. Он глядел вниз, на живописный дворик пятнадцатью этажами ниже.
Квиллер содрогнулся.
– Коты не падают с огороженных балконов, – сказал он без особой уверенности.
– Может, его ветром сдуло.
