– Вы живете на «Вилле Веранда»? Я тоже.
– Шестнадцатый этаж, юг.
– Пятнадцатый этаж, север.
– Alors
[31]
, мы с вами – пара снобов, – заключил Бейкер.
У Квиллера был ещё один вопрос:
– Нет ли у вас предположений о мотивах убийства – как у конкурента, бывшего друга и соседа Дэвида?
Дизайнер вздрогнул:
– Quisoil?
[32]
Он был жесткий человек – как в личной жизни, так и в бизнесе.
– А я думала, он был клёвый-преклёвый, – заметила Верна.
– Vraiment,chйrie
[33]
, у него был прекрасный фасад, но он, скажем так, был не прочь всадить нож вам в спину.
– Я никогда прежде не встречал столь обаятельных людей, – сказал Квиллер.
– Ehbien! – Бейкер сжал челюсти и помрачнел.
– Ну, я, вероятно, увижу вас возле надгробия, – сказал репортёр, вставая, чтобы уйти.
– Поднимайтесь как-нибудь вечерком на шестнадцатый этаж закусить, – предложил дизайнер. – Моя жена поистине великий кулинар.
Квиллер вернулся в офис, чтобы вычитать гранки, и обнаружил записку – немедленно явиться к главному редактору.
Перси был далеко не в лучшем настроении.
– Квилл, – резко сказал он, – я знаю, что вы без особого энтузиазма приняли пост редактора «Любезной обители», и, по-моему, я был не прав, что надавил на вас
– Что вы имеете в виду?
– Я не виню вас за целый ряд промахов per se , но журнал вечно попадает в какие-то истории.
– Поначалу эта идея мне действительно не понравилась, – согласился Квиллер, – но теперь я прикипел к ней всей душой. Это интересное направление.
– Этот кошмар минувшей ночью, – покачал головой Перси. – Это убийство! Почему такое случается именно с вами? Иногда ведь бывают и психологические причины для того, что мы называем «сглазом». Возможно, нам следует поменять вам задание. Первого октября уходит Андерсон…
– Андерсон! – с неприкрытым ужасом вскрикнул Квиллер. – Церковный редактор!
– Допустим, вы повели бы церковные новости, а «Любезную обитель» можно бы перекинуть на женский отдел, которому она и должна была принадлежать изначально.
Квиллеровы усы вздыбились.
– Если бы вы, Харолд, разрешили мне покопаться в преступлении с самого начала, я нашёл бы кое-какие улики. Есть силы, действующие против нас! Мне, например, довелось узнать, что Фонд полицейских вдов получил приличное пожертвование от владельцев «Утренней зыби». Примерно тогда же, когда оперативники нагрянули в дом Эллисон.
Перси выглядел измученным.
– Они и от нас кое-что имеют. Пожертвования каждый сентябрь делают обе газеты.
– Тогда всё в порядке. Может быть, это было и не вознаграждение, но об заклад побьюсь, совпадение по времени оказалось не случайным! К тому же я подозреваю заговор вокруг Тёплой Топи.
– На чём же основываются ваши подозрения? Квиллер пригладил усы.
– Я пока что не могу назвать свой источник, но при дальнейшем расследовании…
Главный хлопнул по столу в знак окончания разговора:
– Давайте, Квилл, сойдёмся на том, что предлагаю я. Вы кладете следующий воскресный журнал под сукно, а потом отдаете его под опеку Фрэн Ангер.
– Подождите! Дайте мне ещё неделю, прежде чем принять решение. Обещаю, нас ожидают удивительные события!
– За последние пятнадцать дней у нас нет ничего, Кроме удивительных событий.
Квиллер не ответил, но и не отошёл от стола Перси. Просто глядел на главного в упор и ждал положительного ответа – трюк, который он перенял у Коко.
– Ладно. Ещё одна неделя, – сказал главный. – И будем надеяться, что никто не подложит бомбу в пресс-центр.
Квиллер вернулся в отдел публицистики в смятенных чувствах: надежда в его душе боролась с целым ворохом сомнений. Он позвонил по добавочному номеру «Прибоя» в полицейском управлении и поговорил с Лоджем Кендалом.
– Есть новости об убийстве?
– Ни звука, – ответил полицейский репортёр. – Они читают насквозь адресную книжку Лайка. Это внушительный список.
– Они нашли какие-нибудь интересные отпечатки пальцев?
– Не только пальцев, но и лап.
– Дайте мне знать, если что-нибудь прорежется, – попросил Квиллер. – Между нами говоря, от этого зависит моя работенка.
В шесть, когда Квиллер уходил обедать, он столкнулся в лифте с Оддом Банзеном.
– Эй, тебе нужны фотографии Тейтова дома? – спросил Банзен. – Они уже неделю валяются у меня в ящике стола. – Он вернулся в фотолабораторию и вынес оттуда большой конверт. – Я сделал для тебя большой формат, такой же, как для полиции. А на что они тебе?
– Думал отдать их Тейту.
– Так и знал. Я основательно повозился с отпечатками.
Квиллер отправился в пресс-клуб, загрузил на шведском столе тарелку и унес её в дальний угол бара, где мог в одиночестве поесть и обдумать открытия этого дня: взаимоотношения Коки и Лайка, его неказистое начало, мальчишескую дружбу, которая прокисла, национальные сокровища, коим следовало бы оставаться в Японии, и странный статус Юши. Днём Квиллер пытался дозвониться до Международной кухни, но автоответчик Юши сообщил, что повара нет в городе.
Попивая кофе, он вскрыл конверт. Фотографии производили впечатление. Банзен увеличил их в одиннадцать-четырнадцать раз, а края оставил нерезкими. Поблизости крутился бармен, оттирая со стойки несуществующее пятно и выказывая любопытство.
– Тейтов дом, – сказал Квиллер. – Собираюсь отдать их владельцу.
– Он их оценит. Людям нравится получать фотографии своих домов, малышей, домашних животных и всего такого прочего. – Бруно сопроводил это глубочайшее наблюдение важным кивком.
– Вы когда-нибудь слышали, чтобы коты лизали глянцевые фотографии? Вот что проделывает мой кот. Он ещё и клейкую ленту ест.
– Это нехорошо, – заметил бармен. – Вам надо с этим что-то делать.
– Вы считаете, ему это может навредить?
– Это ненормально. По-моему, ваш кот, как говорится, сдвинутый.
– А с виду он совершенно счастлив и здоров. Бруно умудренно покачал головой:
– Этот кот нуждается в помощи. Вам бы показать его псикотиатру.
– ПсиКОТиатру? – переспросил Квиллер. – Я и не знал, что такие бывают.
– Могу подсказать вам, где найти сведущего человечка.
