Она открыла глаза, осмотрелась. Снаружи была глухая ночь, и свечи в большом канделябре горели, как обычно. Но комната оказалась такой же пустой и немой, как и перед сном. Никто не вернулся, и время туалета давно прошло…
Марианна неторопливо встала, сделала несколько шагов по комнате. Струя воздуха, внезапно заколебавшая пламя свечей, заставила ее повернуть голову к двери, и в ее сознании что-то дрогнуло: дверь была открыта настежь.
Своей прижатой к стене тяжелой дубовой створкой она вырезала черную дыру между коврами, и Марианна, не веря своим глазам, подошла к ней, чтобы коснуться ее, чтобы удостовериться, что она опять не стала жертвой одного из снов, преследовавших ее по ночам, когда она сотни раз видела эту дверь открытой в бесконечную голубую даль.
Но нет, на этот раз нет сомнений: дверь действительно открыта, ибо Марианна всем телом ощущала легкое веяние, веяние свободы. Тем не менее, чтобы убедиться, что это не снится ей, она сначала подошла к канделябру, поднесла палец к пламени и вскрикнула от боли: огонь обжег ее… Она поднесла пострадавший палец ко рту, и в этот момент взгляд ее упал на сундук.
Возглас изумления сорвался с ее губ: тщательно уложенная на крышке, там находилась одежда, в которой она приехала: отделанное черным бархатом зеленое суконное платье, белье, чулки и ботинки. Не хватало только капота с кружевами… Память о другом мире!
Почти с боязнью Марианна протянула руку, коснулась ткани, погладила ее, затем схватилась за нее, как за якорь спасения. И тогда внутри ее словно что-то хрустнуло и оторвалось. К ней полностью вернулась жажда жизни, ясность мыслей, настороженность… Словно до сих пор была заморожена в куске льда, который внезапно разбился, освободив ее к теплу и свету.
Охваченная детской радостью, она сорвала с себя ненавистную тунику и с наслаждением надела свои веши. У нее появилось ощущение, что ей вернули кожу, содранную бог знает когда. И это настолько опьянило ее, что она даже не задалась вопросом, что все это могло значить. Просто это чудесно, даже если из-за царившей здесь жары одежда оказалась слишком теплой и тяжелой. Марианна вновь полностью овладела собой, и только это действительно имело значение.
Быстро одевшись, она решительно направилась к двери. Кто бы ни был тот или та, кто принес ей одежду и открыл дверь, это был друг и он давал ей шанс… Надо его использовать.
За дверью оказалась полная темнота, и Марианна вернулась за свечой, чтобы освещать себе путь. Она увидела, что находится в начале длинного коридора и единственная дверь в конце его казалась запертой!
Рука молодой женщины с силой впилась в подсвечник, тогда как ее сердце замерло. Неужели ее решили обмануть надеждой, и все это представление имело целью привести ее, беспомощную, еще более сломленную, чем раньше, к этой новой, глухо запертой двери?
Однако, подойдя к ней, она увидела, что створка просто прикрыта. Она легко поддалась под дрожащей рукой, и Марианна вышла на решетчатую галерею, что-то вроде балкона, нависающего над узким двором. Изогнутые колонны соединяли балюстраду с потолком из толстых кедровых балок.
Несмотря на необходимость поскорей покинуть этот дом, молодая женщина задержалась на галерее, вдыхая теплый ночной воздух, хотя он и приносил малоприятный запах тины и гнили. Но ведь она впервые за много дней оказалась снаружи, или почти снаружи, и могла созерцать большой кусок неба. И неважно, что по нему неслись грозовые тучи и не было видно ни одной звезды, все-таки это небо, то есть чудесное явление свободы.
Осторожно двинувшись вперед, Марианна нашла в конце галереи так же легко открывшуюся под ее рукой дверь. И она оказалась в Китае…
На стенах небольшого уютного салона принцессы с раскосыми глазами танцевали с гримасничающими макаками бешеную фарандолу вокруг черной лакированной ширмы и позолоченного столика, уставленного розовой и желтой фарфоровой посудой, над которыми люстра из Мурано испускала радужный свет. Это была действительно очень красивая комната, но все праздничное оформление резко контрастировало с вызывающей тревогу царящей здесь тишиной.
Марианна пересекла ее не останавливаясь. За ней снова наступила темнота. Темнота широкой галереи, с которой спускалась лестница, ведущая, вероятно, на первый этаж.
Обутые в тонкую кожу ноги Марианны не производили ни малейшего шума на поблескивающей мраморной мозаике, и она скользила, словно призрак, между бронзовыми рострами, которые возникали у стен, как туманные корабли, и каменными воинами со слепыми глазами. Повсюду на длинных серебристых рундуках модели каравелл раздували паруса под неподвижным ветром, а позолоченные галеры вздымали длинные весла перед погружением их в невидимое море. Также повсюду висели необычных форм знамена, на которых непрерывно появился исламский полумесяц. В обоих концах галереи, отраженные большими тусклыми зеркалами, громадные глобусы, неподвижные и бесполезные, мечтали о загорелых руках, которые некогда вращали их в бронзовых кольцах.
Взволнованная, несмотря на все, при виде этого своеобразного некрополя былой воинской и торговой славы Венеции, Марианна шла вперед совсем медленно. Она приблизилась к лестнице, когда внезапно остановилась с бьющимся сердцем и насторожившись: внизу кто-то шел с источником света, отблески которого передвигались по стенам галереи…
Замерев на месте, она едва смела дышать. Кто может быть там: Маттео или кто-нибудь из мрачных тюремщиц? Боясь, что ее обнаружат, поднявшись сюда, она поискала глазами вокруг себя какое-нибудь укрытие, выбрала статую адмирала в плаще с широкими каменными складками и беззвучно скользнула за нее…
Свет остановился. Его источник, безусловно, поставили, ибо шаги слышались, но удаляясь.
Марианна только вздохнула свободней, как внезапно кровь ее застыла. Снизу послышался стон. Затем глухой крик, полный отчаяния и ужаса, и сейчас же эхом отдался двойной топот ног. Кто-то убегал от кого-то. Какая-то мебель, очевидно, уставленная посудой, упала с невероятным грохотом. Хлопнула дверь. Преследуемый и преследующий стремительно удалялись. Новый крик, более слабый, донесся еще до Марианны, затем ужасный предсмертный хрип. Где-то в доме или в саду кто-то умирал… Наконец осталась только гнетущая тишина.
Пытаясь усмирить биение сердца, такое неистовое, что ей казалось, будто оно наполняет тишину громом соборного колокола, Марианна покинула свое укрытие и сделала несколько шагов к лестнице, поскольку здесь был единственный возможный выход. Она достигла ее, но открывшаяся ее глазам картина заставила ее окаменеть.
Большой зал, в который спускалась лестница, такой благородный с картинами стиля Тьеполо, с большими коврами и строгой мебелью, показался ей полем боя. Рядом со стоявшим на длинном мраморном столе канделябром распростерлись обе черные служанки, ни имени, ни даже звука голосов которых она не знала: одна возле опрокинутого кресла, другая – прямо на столе. Обе убиты одним и тем же способом: безжалостно точным ударом в сердце.
Но был еще и другой труп, загораживавший выход с лестницы. С обращенными в вечность глазами, широко раскрытыми и неподвижными, Маттео Дамиани с перерезанным горлом плавал в луже крови, медленно капавшей со ступенек…
