Кое-как разобравшись с постелью, журналист достал из кармана пальто трубку и несколько конвертов.
Первый, с коннектикутским штампом, и распечатывать не стоило — ясное дело, что там очередной непристойный намек на необходимость отдавать долги.
Записку коричневыми чернилами из второго конверта он перечитывал уже несколько раз. Понимаешь, этот инженер… Все произошло так неожиданно… Квилл, ты должен понять… Одним словом, свидание накануне Рождества отменяется, да с такой деликатностью, что впору обидеться.
Квиллерен скрутил записку бантиком и бросил в мусорную корзин. Естественно. Она молода, а его усы и виски начали заметно седеть. И все-таки жаль. Нескем пойти в сочельник на вечеринку в пресс-клубе — а больше идти некуда.
Третий конверт содержал сообщение от главного редактора. Шеф напоминал сотрудникам о традиционном ежегодном конкурсе на лучшую статью. Кроме премий общей суммой в три тысячи долларов наличными, для поощрительных призов предназначались двадцать пять мороженных индеек, пожертвованных «Объединенными птицефермами, инкорпорейтед».
— Которые надеются, что журналист «Бега» будут любить, лелеять и рекламировать их до гробовой доски, — добавил вслух Квиллерен.
— Йоу, — сказал Коко, умываясь.
Теперь индейкой занялась самочка. Коко всегда оставлял ей половину — или добрую треть.
Квиллерен провел рукой по шерсти Коко, мягкой, как у горностая, и в который раз восхитился ее окраской: от горчичного до шоколадного. Природа и впрямь постаралась. Потом зажег трубку и лениво развалился в кресле, закинув ноги на кровать. Ему пригодилась бы одна из этих денежных премий. Он смог бы отослать пару сотен в Коннектикут, а потом начать покупать мебель. Со своей мебелью легче найти жилье для одинокого мужчины с двумя котами.
До тридцать первого еще достаточно времени, чтобы написать и опубликовать что-нибудь стоящее. Редактору отдела, как обычно, не хватало рождественского материала. Арч Райкер созвал всех сотрудников и хмыкнул: «Ребята, у нас что, нет никаких идей?» Без особой надежды он всматривался в лица собравшихся: упитанных фельетонистов, изможденных критиков, парня, который занимался путешествиями, хобби, авиацией, недвижимостью и садоводством и Квиллерена — журналиста «широкого профиля». Райкеру отвечали грустные взгляды ветеранов, переживших не один рождественский номер…
— Чтобы получить премию, — сообщил Квиллерен коту, — нужно что-то убойное.
— Йоу, — согласился Коко, вспрыгнул на кровать и взглянул на хозяина, сочувственно моргая.
Сапфировые при дневном свете кошачьи глаза в искусственном освещении гостиничного номера казались большими кругами черного оникса с вкраплениями алмаза или рубина.
— Была бы тема, — пикантная, но без особого душка, остальное приложится.
Квиллерен раздраженно хмурился и разглаживал усы мундштуком. Вот Джек Джонти, молодой нахал из воскресного отдела, — устроился камердинером к Персивалю Даксбери, и накатал статью о самом богатом человеке города — «взгляд изнутри». Почетные горожане отнеслись к этой проделке без энтузиазма, но две недели подряд газета расходилась лучше обычного; все говорили, что первая премия Джонти обеспечена. Квиллерен презирал юнцов, которые недостаток способностей восполняют нахальством.
— Джек даже писать грамотно не умеет, — сообщил он своему единственному внимательному слушателю.
Коко продолжал моргать. Он выглядел сонным. А кошечка вышла на охоту. Она встала на задние лапки, исследовала содержимое мусорной корзины, вытащила оттуда скомканную бумагу размером с мышь и притащила добычу Квиллерену. Записка коричневыми чернилами оказалась на коленях у журналиста.
— Спасибо, но я уже ее читал, — сказал он. — Не трави душу!
Квиллерен пошарил в тумбочке, нашел резиновую мышку и пустил ее по полу. Кошка бросилась за ней, обнюхала, выгнула спину и вернулась к мусорной корзине. На этот раз девочка выудила бумажный носовой платок и принесла его хозяину.
— Охота тебе носиться с этим хламом! — возмутился он. — У тебя столько хороших игрушек!
Хлам! У Квиллерена зачесалось под усами, кровь прилила к лицу.
— Хламтаун! — обратился он к Коко. — Рождество в Хламтауне! Может выйти потрясающая штуковина! — Он оживился и хлопнул по подлокотникам. — И я наконец выберусь из проклятого болота!
Работа в отделе «подвалов» считалась теплым местечком для мужчины после сорока пяти, но интервью с художниками, декораторами и мастерами икебаны были далеки от представлений Квиллерена о журналистике. Он хотел писать о мошенниках, грабителях и наркодельцах.
Рождество в Хламтауне! Когда-то ему приходилось работать в районе притонов, и он знал, что нужно делать: перестать бриться, найти какую-нибудь рвань, перезнакомиться с ханыгами в кабачках и темных переулках, а потом — слушать. Главная хитрость — сделать статью трогательной, упомянуть о личных трагедиях отбросов общества, затронуть самые тонкие душевные струны читателей.
— Коко, — сказал Квиллерен, — к сочельнику у всех в городе глаза будут на мокром месте.
Коко, моргая, смотрел Квиллерену в лицо. Потом низко и требовательно мяукнул.
— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовался Квиллерен. Миска только что наполнена водой, коробка с песком в ванной — сухая…
Коко встал и прошелся по постели. Он потерся мордочкой о спинку кровати и оглянулся на Квиллерена. Потом вновь потерся, лязгнув при этом клыками по металлическому украшению спинки.
— Ты чего-то хочешь? Чего же?
Кот сонно мяукнул и вспрыгнул на спинку кровати, балансируя, словно канатоходец, прошел по ней из конца в конец, а потом, опершись передними лапами о стену, потерся мордочкой о выключатель. Тот щелкнул, и свет погас. С довольным урчанием Коко свернулся калачиком на кровати, собираясь заснуть.
Глава 2
— Рождество в Хламтауне! — сказал Квиллерен редактору отдела. — Впечатляет?
Арч Райкер сидел за столом и лениво просматривал утреннюю почту, кидаю большую часть корреспонденции через плечо в сторону большой мусорной корзины.
Квиллерен примостился на уголке редакторского стола и ждал, как старый друг отреагирует на его слова. Он знал, что внешне это никак не проявится. На лице Райкера отражалось только спокойствие заслуженного бюрократа. Места удивлению, восторгу или возмущению там не было.
— Хламтаун? — пробормотал Райкер. — Возможно, из этого что-то выйдет. Как бы ты взялся за дело?
— Я бы ходил по Цвингер стрит, общался с людьми, болтал бы.
Редактор откинулся на спинку стула и скрестил руки за головой.
— Ладно, продолжай.
— Это острая тема, и я мог бы вложить туда душу.
«Душа» была неизменным паролем в «Беге дня». Главный редактор постоянно напоминал сотрудникам о том, что надо вкладывать душу во все, в том числе и в прогнозы погоды.
