– Я так и знал, что ты рано или поздно научишься обращаться с машинкой, – сказал он, обернувшись через плечо. Из кухни последовал ответ – Коко одновременно проглотил кусок и попытался ответить хозяину.
Это была большая буква «Т». Машинка была в верхнем регистре – видимо. Коко наступил на переключатель регистров левой лапкой, а правой на букву.
Квиллер припечатал к «Т», оставленной Коко, «Толедские тосты», а затем столбцом: «Телячьи нежности», «На любителя» в отеле «Стилтон» и несколько названий придорожных заведений, национальных ресторанов и подземных бистро.
Затем он переоделся для обеда, скинув твидовой пиджак, красный шотландский галстук, серую рубашку и брюки цвета придорожной пыли – то, в чём обычно появлялся в «Дневном прибое». Одеваясь, он взглянул на себя в зеркало и не слишком обрадовался отражению: лицо располнело, мускулы вялые, там, где должны были быть мышцы, кожа обвисла складками.
С некоторой надеждой, но совсем не уверенно он ступил на весы, ржавые, с грузом на одной стороне и рычагом на другой. Рычаг со скрипом пошел вверх. Квиллер задержал дыхание и передвинул противовесы по рычагу, добавляя четверть фунта, полфунта, затем один, два, три, пока рычаг не пришел в равновесие. Он съел на завтрак только грейпфрут, во время ланча удовольствовался творогом, и вот он на три фунта тяжелее, чем был утром.
Он перепугался. Испуг сменился разочарованием, затем злостью.
– Чёрт побери, – пробормотал он. – Я не хочу разжиреть из-за этого мерзкого задания.
– Йау! – сказал Коко, как бы подбадривая его.
Квиллер сошёл с весов и снова критически посмотрел на себя в зеркало. Он почувствовал прилив уверенности, как будто разряд прошёл через его дряблую плоть. Он расправил грудь, втянул живот и ощутил прилив новых сил.
– Я напишу эту колонку, – объявил он кошкам. – И я буду придерживаться диеты, чего бы мне это ни стоило.
– Йау-йау, – сказал Коко.
– Три фунта! Я не могу в это поверить! – Квиллер не заметил, что, когда он встал на весы, Коко положил на подставку передние лапы.
ДВА
Переодеваясь к обеду, Джим Квиллер чувствовал свой возраст. Он теперь читает в очках; в усах и густых волосах проклюнулась седина, а полнота – ещё одно напоминание о сорока шести. Но ещё до окончания вечера он снова ощутил себя молодым. Он взял такси до Ривер-роуд, где находилась резиденция Роберта Мауса, – за пределами оживлённого торгового центра, ресторана «Морской приют» Джо Файка с его бесчисленными автостоянками, за катком и складом пиломатериалов. Между пристанью и теннисным клубом стояло огромное здание из камня. Квиллер видел его и раньше и думал, что оно было центром отправления какого-нибудь мистического культа. Оно стояло вдали от шоссе, независимое, загадочное, за железной оградой. Перед зданием зеленела лужайка. Само здание напоминало египетский храм, который разрушили, а потом в спешке восстановили.
Массивные двери обрамлялись колоннами, которые не иначе как привезли с Нила. Но другие архитектурные элементы здания были совершенно в ином стиле: высокие трубы каминов, большие фабричные окна на верхнем этаже, с одной стороны – пристроенный гараж, второй, в более современном стиле, – с другой, бесконечные пожарные лестницы, выступы и карнизы, которые совершенно не сочетались друг с другом.
Квиллер взялся за дверное кольцо. От удара кольца по двери послышалось эхо. Он смиренно ждал. Его желудок сокращался от голода. Наконец дверь на скрипучих петлях отворилась. Следующие полчаса почти ничего не соображал. Сперва его приветствовал стройный человек с нагловатым выражением глаз и смешными – длинными, курчавыми – бакенбардами. Несмотря на то, что на нём была форменная одежда слуги, в руке он держал наполовину выпитый бокал шампанского и сигарету. И он улыбался, как Чеширский кот.
– Добро пожаловать, – сказал он. – Вы, должно быть, тот репортёр из газеты.
Квиллер зашёл в затемненное помещение, которое было прихожей.
– Микки-Маус на кухне, – сказал молодой человек. – Я Уильям. – Он переложил сигарету, чтобы пожать гостю руку.
Квиллер поздоровался с приветливым молодым человеком – то ли привратником, то ли управляющим.
– Просто Уильям? – спросил он.
– Уильям Вителло.
Квиллер быстро взглянул на его лицо:
– Вителло! Я поклялся бы, что вы ирландец.
– Моя мама ирландка, но папа итальянец. Вся моя семья – такая смесь, – объяснил Уильям с широкой улыбкой. – Проходите. Все уже в Большом зале. Я вас представлю.
Они вошли в гигантский зал, настолько тёмный, что многочисленные лампы в торшерах и подсвечниках едва освещали его; в полумраке Квиллер различил балкон, поддерживаемый египетскими колоннами, и широкую лестницу, охраняемую сфинксами. Пол и стены были выложены керамической плиткой шоколадного цвета, и голоса, отражаясь от гладких поверхностей, резонировали и жутко искажались.
– Обиталище привидений, я бы так сказал, – заметил Квиллер.
– Вы ещё ничего тут не знаете, – обронил Уильям – это загадочное место.
В самом центре зала был накрыт обеденный стол, но гости пили коктейль под нависавшим балконом, где нашли уютный уголок.
– Шампанского пли шерри? – спросил Уильям. – хочу вам сказать, шерри сегодня просто убийственное.
– Спиртное можно пропустить, – сказал Квиллер, доставая из кармана табак и трубку в надежде, что табак заглушит голод.
– Сегодня у нас малый сбор. Большинство гостей и живут здесь. Хотите познакомиться с кем-нибудь из девочек? – Уильям направил взгляд Квиллера на двух брюнеток.
– Живут здесь? Что это за заведение ваша «Мышеловка»?
Уильям даже подпрыгнул от восторга.
– Как, вы не знаете?! Это что-то вроде гостиницы. Центр искусств. Мастерские на веранде, большая гончарная мастерская в задней части здания. Она была ещё до того, как Микки-Маус купил этот дом. Я тоже здесь обитаю благодаря его покровительству. Я занимаюсь в художественной школе и получаю комнату и пропитание за то, что выполняю определенные служебные обязанности и достаточно тяжёлую, надо заметить, работу.
– Стрижка газонов явно не входит в ваши обязанности, – заметил Квиллер и качнул головой в сторону заросшей лужайки.
Уильям ещё раз усмехнулся и похлопал репортёра по спине:
– Идёмте, я познакомлю вас с Хикси и Розмари, Только будьте осторожны с Хикси – она жаждет выйти замуж.
Женщины стояли около буфета. Розмари Уайтинг, симпатичная женщина неопределённых лет, держалась очень скромно. Хикси Раис была моложе, полнее, громче, и у неё были более длинные ресницы.
Хикси была чрезвычайно занята шампанским и бутербродами с анчоусами, в то же время она непрерывно говорила высоким голосом:
– Я просто млею от шоколада, от шоколадного масла, печенья с шоколадом, пирога с орехами и шоколадом и пралине – от всего, что сделано из шоколада, трёх чашек сахара и фунта масла. – Она остановилась, чтобы положить в рот устрицу, завернутую в кусок бекона.
