Хикси занимала собой большое пространство. Её тело выпирало там, где позволяло тесно прилегающее оранжевое платье. Волосы, похожие на шоколадное суфле, обрамляли полное с ямочками лицо.
– Хотите икры? – спросила Квиллера Розмари.
Он глубоко вздохнул и решительно отказался.
– Она богата витамином D, – добавила она.
– Нет, спасибо, – ответил он.
– Масло – это конёк Микки-Мауса, – сказал Уильям. – Единственный раз, когда он потерял самообладание, – это когда мы устроили маленький завтрак и закончились наши последние три фунта масла. Он был в панике.
– К несчастью, животные жиры… – начала было Розмари тихим голосом, но её прервала Хикси:
– Я ем много потому, что нервничаю. Но лучше уж я буду толстой и весёлой, чем худой и нервной. Нужно признать, что я очень расположена к людям. – Она взмахнула ресницами и взяла ещё один бутерброд. – Что сегодня в меню, Уилли?
– Выбор небольшой: суп из кресс-салата, моллюски в желе, фаршированные жареные цыплята, тушеный цикорий. Я ненавижу цикорий, жареные помидоры с карри, салат.
– Шарлот назвала бы это маленьким перекусом, – заметила Хикси.
– Шарлот никогда не ест по-настоящему, – объяснил Квиллеру Уильям. – Она только перекусывает. Вон она, Шарлот, – белые волосы и пять фут украшений.
Женщина с волосами как сахарная вата что-то быстро говорила двум полным джентльменам, которые слушали её скорее из вежливости, чем из интереса. Они были членами общественной комиссии по изобразительному искусству. На их деньги была основана «Утренняя зыбь». Ещё они содержали художественную школу и финансировали городскую парковую систему. Внимание Квиллера привлек другой человек, который нервно мерил шагами Большой зал. Он показался ему знакомым. У него было привлекательное задумчивое лицо, на котором, стоило какой-нибудь женщине посмотреть на него, появлялась ослепительная улыбка. Но его бритая голова вселяла ужас.
Изучая других гостей, Квиллер отметил приятного рыжего господина в костюме оливкового цвета… Молодого человека с маленькой бородкой… А потом он увидел её. На секунду у него захватило дух.
«Не может быть», – сказал он себе.
И всё-таки он не ошибся. Это была её маленькая фигура, тяжелые каштановые волосы, её лукавая улыбка.
В это мгновение она повернулась к нему и застыла, не веря своим глазам. У него защекотало верхнюю губу, и он провёл рукой по усам. Она двинулась в его направлении, скользя всё так же, как и раньше, её платье колыхалось, как и много лет назад, её мелодичный голос произнёс:
– Джим Квиллер! Неужели это ты?
– Джой! Джой Уитли!
– Я не могу в это поверить! – Она уставилась на него и затем кинулась к нему в объятия.
– Дай я посмотрю на тебя, Джой… Ты ничуть не изменилась.
– Да нет же!
– Сколько лет назад это было?
– Пожалуйста, не считай… Какие у тебя усы, Джим! Ты стал сильнее, крупнее.
– Ты хочешь сказать, потолстел? Спасибо, ты всегда была чертовски добра.
Она отодвинулась.
– Не всегда. Мне стыдно за то, что я сделала.
Он смотрел на неё и чувствовал, как галстук сжимает ему горло.
– Я не думал, что встречу тебя снова, Джой. Что здесь делаешь?
– Мы живём здесь уже с января. У нас с мужем гончарная мастерская в задней части здания.
– Ты замужем? – Затеплившиеся было у Квиллера надежды рухнули.
– Моя новая фамилия – Грэм. А ты что здесь делаешь, Джим?
– Никто не называет меня больше Джимом. Меня все зовут Квиллом вот уже двадцать лет.
– Тебя всё ещё путают с киллером?
– Моя фамилия выводит из себя наборщиков и корректоров.
– Ты женат?
– В настоящий момент вроде бы нет.
– Где ты работаешь?
– В «Дневном прибое». Уже больше года. Ты не видела моих статей?
– Я не увлекаюсь чтением, разве ты не помнишь? А мой муж просто не выносит художественной критики в «Прибое». Поэтому мы покупаем «Утреннюю зыбь».
– Скажи мне, Джой, где ты была все эти годы?
– Главным образом в Калифорнии, до того как мистер Маус пригласил нас принять на себя обязанности по управлению гончарной мастерской. Нам нужно о многом поговорить. Очень нужно… Когда мы сможем?
– Джой, – сказал Квиллер, понизив голос, – почему ты тогда убежала?
Она вздохнула, посмотрела по сторонам:
– Я объясню позже, но сначала позволь познакомить тебя с моим мужем… До того, как невыносимый мистер Г. выйдет из себя, – добавила она, кисло улыбнувшись.
Квиллер посмотрел в противоположный конец зала и увидел высокого костлявого человека. Он смотрел на них. У Дэна Грэма были выцветшие морковного цвета волосы, выступающий кадык, веснушчатая кожа, натянутая на скулах и кистях. На нём был драповый пиджак, неглаженая рубашка и сандалии на босу ногу. Наверное, он мнит выразить этим свой свободный художественный дух, подумал Квиллер. но вместо того, выгладит неопрятным и заброшенным.
Грэм сдержанно кивнул головой, когда Джой представила ему Квиллера как свою «старую любовь». Она подчеркнула это, пожалуй, не из озорства, а из вредности. И Квиллер подумал, что не всё-то у них хорошо. Он почувствовал вину, потому что в глубине души был этому рад.
Он сказал Дэну Грэму, что знаком с его женой с детства и что работает в «Дневном прибое».
Грэм что-то пробормотал в ответ. Он говорил быстро, проглатывая слова.
– Простите, не понял.
– Я готовлюсь к выставке. Может быть, вы напишете обо мне статью?
Джой добавила:
– Это будет семейное шоу. Мы работаем в разных стилях. Ты должен прийти на открытие, Джим.
– Я не очень хорошего мнения о вашем художественном критике, – пробормотал её муж. – Его обзоры не стоят выеденного яйца.
– Никто не любит нашего художественного критика, – заметил Квиллер. – Это та работа, которой я ни за что не хотел бы заниматься. И всё-таки, как вам нравится город, мистер Грэм?
– Да я и двух центов не дам за этот ваш город. – Квиллер уже приспособился к его быстрому потоку речи и к тому, как он свободно пользуется устаревшими выражениями и клише. – Я хотел бы работать в Нью-Йорке или, на худой конец, в Европе.
– А мне очень нравятся эти места, – сказала Джой. – я бы хотела остаться здесь.
У неё всё было «очень». Квиллер помнил её безграничный энтузиазм.
Грэм взглянул вопрошающе на обеденный стол:
– Печенье-варенье! Как насчёт того, чтобы перекусить? Я готов съесть быка. Шампанское… – Он держал в руке пустой бокал. – Оно только вызывает аппетит.
