– Мне всё-таки кажется, что вы дурачите меня, -сказал он. – Никак не могу понять, почему Фанни сделала… такой… такой невероятный жест. До последних двух недель я не видел её лет сорок, если не больше.
Гудвинтер порылся в портфеле и извлек какую-то бумагу, испещренную чудовищными каракулями Фанни.
– Она уверяет, что вы её крестник. Вашу мать, свою подругу, она считает своей сестрой.
– Давай, Алекс, – весело торопила Пенелопа. – завяжи шнурки на ботинках и пошли. Я сегодня приглашена на ужин.
Когда после всех поздравлений и рукопожатий адвокаты собрались уезжать, грузовичка Тома уже не было. «У Пенелопы немного заплетаются ноги, – подумал Квиллер. – Либо она что-то праздновала, либо пыталась утопить в вине свое разочарование».
Плюх… плюх… плюх… Знакомый звук. Коко в три легких прыжка спускался с лосиной головы.
– Ну, Коко, что ты думаешь обо всём этом?
Коко перекатился на спину и принялся старательно вылизывать хвост.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Всё ещё не придя в себя от изумления, Квиллер стал готовить сиамцам индейку. Он был настолько ошеломлён потрясающими известиями, которые сообщили Арчи Райкер и Пенелопа Гудвинтер, что приготовил себе чашку растворимого кофе, забыв насыпать в неё ароматных коричневых гранул. Встал у окна, выходящего на озеро, и прихлебывал кипяток, даже не замечая, что в нём чего-то не хватает.
Волны бились о берег, вскипая белыми гребнями пены; ветер трепал траву на пляже; деревья отчаянно размахивали ветвями; даже мелкие полевые цветы храбро кивали головками под неспокойным небом. Он никогда не видел такой ярости – и такой красоты. «И всё это может быть моим, – думал он. – Сталкивался ли кто-нибудь с таким трудным выбором?» В нём спорили два разных человека.
Ревностный журналист говорил: «Не упускай лучшего шанса в твоей жизни. Журналистские расследования – это же то, о чем ты всегда мечтал».
Благоразумный шотландец возражал: «Ты с ума сошёл? Неужели ты откажешься от миллионов Фанни из-за какой-то газетенки со Среднего Запада? Как только на „Прибой“ подадут в суд, Перси передумает. И где ты окажешься? Снова примешься за кулинарные обзоры – или ещё похуже?»
«Но я же репортёр. Журналистика – моя жизнь. Это не работа, это то, что я делаю».
«Ну так купи на деньги Фанни собственную газету. Несколько газет».
«Я никогда не хотел быть газетным магнатом. Мне нравится работать самому, раскапывать разные истории, а потом печатать их двумя пальцами на старенькой машинке».
«Если ты хозяин газеты, можешь делать всё, что тебе заблагорассудится. Даже сам выбирать шрифт, как тот парень из „Пустячка“«.
«И мне не нужно много денег и вещей. Мне всегда хватало того, что я зарабатывал».
«Но ты не становишься моложе, и у тебя на счету в банке всего тысяча двести сорок пять долларов четырнадцать центов. Что же касается пенсии от „Прибоя“, так её не хватит даже кошкам на сардины».
Мне придется жить в Пикаксе, а я нуждаюсь в возбуждающих токах большого города. Я никогда не жил в маленьком городе».
«Ты сможешь летать в Нью-Йорк, Париж или Токио как только тебе этого захочется. Даже купить собственный самолет».
«Йау!» – мяукнул Коко крайне осуждающим голосом. Он всё ещё дожидался ужина. Квиллер по рассеянности поставил тарелку с индейкой в буфет рядом с телефоном.
– Простите, ребятки, – сказал он.
Проследил, как Коко будет реагировать на индейку на сей раз. Уже дважды этот необыкновенный кот отказывался от индейки с фермы Стэнли Хенстейбла – пока не заставил понять себя. Теперь он ел с удовольствием.
«Йау… хрум, хрум… йау», – изрекал Коко, поедая белое мясо и оставляя тёмное для Юм-Юм.
Квиллер ощущал необходимость пообщаться с кем-нибудь, чей словарный запас был несколько больше, и позвонил Роджеру Макгилеврэю.
– Когда вы заканчиваете работу?.. А почему бы вам не заехать ко мне чего-нибудь выпить?.. Нет, не привозите Шарон. Не сейчас. Мне хотелось бы поговорить с вами один на один.
Коко уже поел и теперь исполнял свой хорошо известный номер – беспокойно бродил с места на место, издавая самые разнообразные звуки: ворчал, попискивал, взвизгивал и урчал. Он исследовал камин, магнитофон, ванную. Нажал две буквы на пишущей машинке («X» и «И») и обнюхал стоящую на нижней полке книгу о птицах. Когда он отправился в другую комнату, Квиллер двинулся следом.
Нижняя часть двухъярусной кровати была именно тем местом, где любили спать Коко и Юм-Юм. На то время, что здесь жила Розмари, их выгнали наверх. Теперь Коко принялся исследовать нижнюю койку, бурча и царапая покрывало. Лапа упиралась в бревенчатую стену; кот принялся совать то одну, то другую когтистую конечность между матрасом и стеной, вытягиваясь изо всех сил, пока не извлек на свет капроновые колготки. Но эта находка его не удовлетворила, и он продолжал копаться в узкой щели, пока не выудил золотой браслет в виде цепочки.
Квиллер схватил её.
– Это же браслет Милдред! Как он сюда попал? Милдред сказала, что украшение могло соскользнуть у неё с руки, когда на прошлой неделе она принесла ему индейку. Она была здесь с кем-то, кто курил «Гроут и Бодл», хотя Бак Данфилд утверждал, что никогда не входил в коттедж.
Квиллер отыскал зелёную записную книжку Фанни, всё ещё лежавшую в кармане его пиджака, и открыл её на странице, помеченной буквой «X».
ХАНТР. Д. – купил три фермы, пока работал окружным уполномоченным, через полгода продал землю под аэропорт.
КЕНСТЕЙБЛ С. – предложил самую низкую цену за поставку индейки в тюрьму, слишком уж низкую.
Квиллер перелистал книжку назад – к букве «К» – и обнаружил, что описан здесь как бывший алкоголик. О Роджере на букву «М» не имелось никаких сведений, Данфилд был назван бабником, а Гудвинтсрам посвящались целые две страницы: они, видимо, ухитрились совершить все грехи, какие только возможны.
Квиллер бросил книжку в камин, высыпал на неё содержимое корзинки для бумаг, добавил немного хвороста, лежавшего в мусорном ведре, и открыл заслонку. Как раз в тот момент, когда зазвонил колокольчик у задней двери, он чиркнул спичкой и бросил её в камин. И тут же подумал, что жалко терять такой замечательный справочник по части местных скандалов.
Если он надумает перебраться в Пикакс, эта книжечка ему вполне может понадобиться. Слишком поздно! Сильный порыв ветра превратил весь бумажный сор в полыхающее пламя. У молодого человека, ожидавшего его на заднем крыльце, был весьма насупленный вид. Белое лицо Роджера казалось ещё белее, а борода ещё чернее.
– Проходите, устраивайтесь поудобнее, – пригласил Квиллер. – На веранде сегодня слишком шумно. Ветер, наверное, набрал скорость миль пятьдесят в час, а прибой ревёт оглушительно.
Роджер опустился на один из диванов и молча уставился в огонь.
