День выдался трудный, и Квиллер был рад вернуться домой. Но когда он открыл дверь 14-А, на него пахнуло невыносимым жаром. Батареи шипели и щёлкали, а кошки, вытянувшись, лежали на полу и тяжело дышали.
– Что ещё стряслось! – воскликнул Квиллер. – Да здесь как в пустыне! Градусов тридцать пять! – Он начал было искать термостат, не нашёл и схватил трубку телефона. – Миссис Таттл! Квиллер из 14-А. Что с обогревателями? Мы же задыхаемся! Коты уже наполовину сварились! Сейчас потекут оконные стекла!
– Откройте окна, – посоветовала она спокойно. – Когда с востока идёт волна холодного ветра, ваша сторона здания подогревается. Контролировать процесс мы не в состоянии. Квартиры на восточной стороне замерзают, поэтому батареи работают на полную мощность, дабы как-то их согреть. Вы просто отворите все окна, и всё.
Он сделал так, как ему посоветовали, и сиамцы быстро очнулись и ожили настолько, что потребовали в качестве утешения банку лососины. Квиллер тоже не стал терять времени и отправился ужинать. Он понимал, что следовало бы пригласить Эмби, которая выглядела чересчур утомленной, чтобы готовить что-либо из своих запасов, да к тому же в её квартире сейчас невыносимое пекло. Но ему не нравилась её манера вести разговор, да и приглашение могло её ободрить. А в его теперешнем финансовом положении ему следовало быть очень осторожным. Раньше женщины как-то чересчур быстро западали на его огромные усы; теперь он боялся, что они станут западать на его огромный банковский счёт.
Чувствуя себя виноватым, он отправился к ближайшему ресторану на Цвингер-бульваре, который оказался японским: в зале стояли столики «хибаси» на фоне раздвижных перегородок «содзи» и японских акварелей. За каждым столом могло поместиться восемь человек, которые грудились вокруг большого гриля. Квиллера усадили пятым.
Обычно он ел в одиночестве, забавляясь подслушиванием разговоров и сочиняя сценарий о присутствующих в зале. За его «хибаси» молодая пара потягивала чай из серых чашечек без ручек и хихикала по поводу палочек для еды. Молодой человек был предельно внимательным к своей спутнице, которая беспрерывно восхищалась кольцом на пальце. «Всё ясно, – подумал Квиллер, – молодожены. Из провинции. Медовый месяц в большом городе. Заказали самого дешёвого цыплёнка».
На другом конце «хибаси» двое мужчин в деловых костюмах пили мартини с саке, поджидая свою морскую композицию из омаров, мяса и креветок. Ужин за счёт конторы, предположил Квиллер. (Себе он заказал бифштекс-терияки за умеренную цену.) Дальнейшие наблюдения показали, что за всё платил мужчина в шитом на заказ костюме (манжеты рубашки украшали золотые запонки, а галстук – золотая булавка). Его гость относился к нему с почтением: костюм гостя явно был куплен в магазине, а шея свободно болталась в воротничке рубашки. На ухе у него была повязка. Эти двое составляли любопытную пару. «Босс и его служащий», – решил Квиллер. У него создалось ощущение, что всех этих людей он видел в «Касабланке», в холле, возле лифтов. Внезапно мужчина с повязкой быстро взглянул на Квиллера и что-то пробормотал своему хозяину, который повернулся посмотреть на новоприбывшего.
Разговор за столом прекратился – появился повар-японец, импозантная фигура с кожаными ножнами на боку и в полуметровом колпаке, смахивающем на трубу. Повар быстро поклонился, вытянул свои металлические лопаточки, которыми заработал, как ударник из симфонического оркестра. Зрители безмолвствовали, наблюдая за передвижениями лужицы яйца, пригорка резаных грибов и горы риса. Мясо, морепродукты и куриные грудки шкворчали в масле, пересыпались специями и горели в спирте. Затем повар вытащил огромный нож, нарезал мясо кубиками и сервировал еду на грубых сероватых тарелках. Быстро поклонившись, он сказал:
– Желаю приятно провести вечер, – и испарился.
Квиллер единственный воспользовался палочками – он научился управляться с ними, когда работал корреспондентом в горячих точках планеты.
Молодая, наблюдавшая за ним в восхищении, произнесла:
– Здорово у вас получается.
– Много практиковался, – отозвался он. – Вы здесь впервые?
– Да. Нам показалось, что здесь ничего себе, правда, милый?
– Точно, нормально, – согласился её муж.
Квиллер вышел из ресторана в темноту и, решив принять меры предосторожности, подозвал такси. Был поздний вечер, и вестибюль «Касабланки» опустел. Большинство жильцов ужинали, уткнувшись в телевизор. Студенты готовились к занятиям, а старики – ко сну.
Квиллер ждал Красного. Двери открылись… Вышедшая из кабины молодая женщина походила на прекрасное видение! У неё была фигура манекенщицы и лицо ангела, подчеркнутое изумительным, положенным с огромным искусством макияжем. Она также обладала походкой манекенщицы, а если судить по костюму и наследством тоже. Квиллер сильно подул себе в усы.
Пахнущий дорогими духами Красный подвез Квиллера на четырнадцатый, который на самом деле был тринадцатым, и он несколько ошалело поприветствовал сиамцев, проговорив:
– Вы не представляете, что я только что видел!
– Йау! – сказал Коко, поднимаясь на задние лапы.
– Прошу прощения, но подарков сегодня не будет. Как температура? Получше? Извиняюсь за сауну. Может быть, хотите почитать?
Грациозно сбросив уличную одежду и надев пижамные штаны, Квиллер решил прочитать очередную главу из «Эотена» Кинглейка. Возможно, то было простой игрой воображения, но, похоже, сиамцам нравились верблюды, козы и всякие домашние животные. Их уши подергивались, а усы закручивались. Это было жутко.
Итак, вся троица прошествовала в библиотеку: Коко шел впереди, вознеся, словно флагшток, напряжённый хвост; за ним Юм-Юм, волнообразно крадущаяся и ставящая одну изящную лапку перед другой, в точности, подумал Квиллер, как та девушка в вестибюле. Он замыкал шествие в красных, как сердце на открытках в День святого Валентина, пижамных брюках, которые Полли подарила ему прошлым февралем.
Библиотека была наиболее весёлой комнатой в квартире, дружелюбно встречающей хозяев полками, забитыми альбомами, книгами по искусству, и стенами, увешанными картинами. Мебель – современная, исполненная из тикового дерева и хрома, – была создана известными дизайнерами, чьи фамилии Квиллер позабыл. Он плюхнулся в объятия кресла и открыл книгу на десятой главе; Юм-Юм трижды прокрутилась вокруг своей оси на его колене и устроилась, положив мордочку себе на лапки. Коко только-только вальяжно развалился приготовившись слушать, как вдруг слабый скрежет заставил кошек пулей выскочить из библиотеки в прихожую. Квиллер отправился следом и увидел, как Коко выцарапывает что-то из-под двери. Это был подсунутый в щель конверт.
На плотном листе бумаги с большой монограммой «У» нетвердым почерком было написано: «Добро пожаловать в «Касабланку». Заходите, выпьем – в любое время». Подпись: «Изабелла Уилбертон из квартиры 10-F, та самая, которая хотела продать детский рояль».
Квиллер фыркнул в усы и аккуратно, чтобы не помять, кинул записку в корзину для мусора. Скомканная бумага была для Юм-Юм чем-то вроде валерьянки, и она достала бы её в течение трёх секунд. Всю свою жизнь он по привычке сминал бумагу, прежде чем выкинуть её, но эти дни остались далеко позади. Удивительно, думал Квиллер, как человек привыкает к жизни с кошками. Если бы ему пару лет назад сказали, что он будет вести себя подобным образом, он обозвал бы этого человека полным кретином.
