– Ей нравятся любые игры, – сказал охранник. – Дождь закончился?
– Час назад.
– На этой неделе будет неплохая погода.
– Совершенно верно.
– Я когда-то был борцом, выступал на телевидении, – произнёс здоровяк.
– Серьёзно? – Квиллер пожалел, что не прихватил диктофон.
– Меня называли Ферди-Бык. Так меня прозвали, – Он расстегнул пиджак, под которым обнаружилась футболка с вышитым на ней именем. – Не приходилось видеть, как я борюсь?
– Не имел удовольствия.
– Вот и она, – провозгласил Фердинанд. Аделаида Сен-Джон Пламб оказалась маленькой, совершенно не располагающей к себе женщиной, которая изящно склоняла голову на одну сторону и говорила быстро, с придыханием, голосом маленькой девочки.
– Очень хорошо, что вы зашли. – Каштановые волосы, уложенные волнами, нелепо контрастировали с бледной старческой кожей, покрытой сетью глубоких морщин. Так же как и накрашенные брови и нарисованные купидоновы губки. Хозяйка была одета в персикового цвета шифоновый халат, на шее висели нити золотых бус.
Её гости поднялись. Мэри сказала;
– Мисс Пламб, позвольте представить вам Джеймса Квиллера.
– Рада с вами познакомиться, – проговорила хозяйка.
– Очарован, – произнёс Квиллер, вежливо склоняясь над её рукой. Затем он вынул из кармана идеальный персик с алой шкуркой и длинным изогнутым стеблем и протянул его на руке, словно инкрустированную драгоценностями безделушку от Фаберже. – Идеальное дополнение к вашей красивейшей квартире, мадемуазель.
Графиня несколько замешкалась с ответом.
– Как очаровательно… Пожалуйста, садитесь – Фердинанд, можете принести чайный поднос. – Она грациозно опустилась на пышный диванчик возле столика, инкрустированного черепаховым панцирем. – Надеюсь, Мэри, у вас всё в порядке?
– В полном, благодарю. А у вас, мисс Аделаида?
– Очень хорошо. Сегодня шёл дождь?
– Да, очень непродолжительное время.
Хозяйка повернулась к Квиллеру, с достоинством наклонив голову:
– Вы недавно с Востока?
– Скорее с Севера, – поправил он её. – Четыреста миль отсюда к северу.
– Неужели такое возможно?
Мэри сказала:
– Мистер Квиллер проводит здесь зиму, чтобы отдохнуть от снега и льда.
– Прелестно! Надеюсь, вам у нас понравится, мистер…
– Квиллер.
– Вы играете в бридж?
– К сожалению, должен признаться, что бридж не состоит в списке моих достижений, – сказал он. – Зато я очень неплохо играю в скрэбл.
Мэри выразила удивление, а Графиня – удовольствие.
– Чудно! Как-нибудь вечером вы должны сыграть со мной.
Фердинанд в белых нитяных перчатках поставил перед ней серебряный поднос – выдержанный в традициях кубизма, со вставками чёрного дерева, – и хозяйка уверенно продемонстрировала, как управляется с чайной церемонией.
– Мистер Квиллер – писатель, – сказала Мэри.
– Замечательно! Что же вы пишете?
– Сейчас задумал написать книгу об истории «Касабланки», – сказал он, снова поразив Мэри. – В публичной библиотеке настоящая коллекция фотографий, среди которых много ваших, мисс Пламб.
– А у них есть снимки моего обожаемого папы?
– Несколько.
– Как бы мне хотелось их увидеть. – Она аккуратно склонила голову набок.
– Вы помните, какой была старая «Касабланка»?
– Конечно! Я здесь родилась. В этой самой квартире. Роды принимали повивальная бабка, медсестра и два врача. Моим отцом был Харрисон Уилле Пламб – изумительный человек! Мать практически не помню. Родственница Пенниманов. Она умерла, когда мне было всего четыре годика. В городе свирепствовала эпидемия инфлюэнцы: мать и двое моих братьев заразились. Все трое умерли в течение недели и оставили меня на попечении отца. Мне было всего четыре.
Мэри сказала:
– Расскажите мистеру Квиллеру, как вам удалось избежать эпидемии.
– Чудесным образом! Моя нянька – по-моему, её звали Гедда – попросила разрешения увезти меня в горы, где ей казалась обстановка здоровее. Мы оставались вдвоем в маленькой хижине, ели лук, чёрную патоку пили чай… Меня до сих пор трясёт от воспоминаний. Но зато мы не заболели. Приехав домой, я увидела, что в живых остался один отец – он был убит горем! Мне тогда было четыре годика.
Неуклюжие руки Фердинанда в белых перчатках, напоминающих по размеру перчатки для игры в бейсбол, пронесли серебряный подносик, на котором лежал кекс, усеянный зернышками тмина.
Графиня продолжила:
– Я была единственной, кто остался у отца в этом мире, поэтому он баловал меня своим вниманием и шикарными подарками. Я его обожала!
– Он устроил вас в школу? – спросил Квиллер.
– Меня учили на дому: отец не выпускал меня из вида. Мы всюду были вместе – на симфонических концертах, в опере и на благотворительных балах. Каждый год путешествовали: в Париже нас принимали по-королевски, а на кораблях мы всегда кушали за капитанским столиком. Отца я называла лучшим другом, а он присылал мне чайные розы и вишневый ликер… Фердинанд, вы можете принести конфеты.
Огромные руки поставили маленькую серебряную конфетницу на ножках, в которой на льняной салфетке лежали три «вишни в шоколаде».
Квиллер воспользовался паузой, чтобы сказать:
– У вас, мисс Пламб, очень красивая квартира.
– Благодарю, мистер…
– Квиллер.
– Да. Мой дорогой папа обставил её после одного из своих путешествий в Париж. Очаровательный француз с усиками прожил здесь целый год, полностью всё переделав. Я в него даже влюбилась. – Тут она кокетливо склонила голову набок. – С континента приезжали специально выписанные мастеровые. Для девушки это было восхитительное время.
– А вы не припомните людей, живших тогда в доме? Какие-нибудь фамилии?
– Ну конечно же! Здесь жили, разумеется. Пенниманы. Моя мать была с ними в родстве… семья Дэксбери, банкиров… Тихэндлы, Уилбертоны и Грейстоуны. Все известные семьи жили в шикарных квартирах или pieds-a-tetre.
– А знаменитости приезжали? Президент Кулидж? Карузо? Бэрриморы?
– Уверена, что они останавливались у нас, но… жизнь в те времена больше походила на вихрь, а я была совсем юной. Простите, если чего-то не вспомню.
– Обедали вы, наверное, в ресторане на крыше?
– А, в «Пальмовом павильоне». Конечно же! У нас с отцом был отдельный столик с чудеснейшим видом, и все официанты знали наши любимые блюда. Я обожала бананы по-фостерски! Шеф-повар всегда готовил их прямо за столом. Если погода выдавалась хорошей, мы пили чай на террасе. Первый раз я появилась в "Пальмовом павильоне" в красивейшем белом, расшитом бисером платье.
