– В другой раз, радость моя! – проворчал он. Ему стоило немалых усилий выдворить из клетки сопротивляющегося Кок о и водворить туда извивающуюся, царапающуюся и брыкающуюся Юм-Юм, и они прибыли в Общество помощи престарелым самыми последними. В вестибюле богоугодного заведения, кишащем любителями животных, собаками на поводках, кошками в клетках и работниками-общественниками, прозванными за их жёлтые рабочие халаты «канарейками», стоял невообразимый шум, заставляющий подумать о стартующем реактивном истребителе. Лайза Комптон распределяла животных для подопечных Общества.
– Теперь ты Главная Канарейка? – обратился к ней Квиллер.
– Я обращалась с просьбой, чтобы мне дали это место, – сказала она, – но пока просто помогаю. Сегодня мы сделали первый шаг на пути к осуществлению нашего проекта, и, как видишь, возникли кое-какие накладки. В следующий раз установим график посещений. Как зовут твою киску?
– Юм-Юм.
– Она ласковая? А то у одного нашего пациента эмфизема, и врач рекомендовал ему кошку, посчитав, что собака может оказаться чересчур игривой. Юм-Юм выглядит спокойной.
Квиллер заглянул в клетку, где Юм-Юм приняла позу «мертвая кошка», что случалось всегда, когда она терпела временное поражение.
– Да, я сказал бы, что она довольно спокойна. Лайза кивком подозвала к себе одну из «канареек»:
– Отведите, пожалуйста, мистера Квиллера и Юм-Юм в комнату 15С к мистеру Хорнбаклу. Не больше чем на двадцать минут.
Пока они ехали на лифте, «канарейка» щебетала без перерыва.
– Этот старик ещё пару лет назад был сторожем у доктора Галифакса на Гудвинтер-бульваре. Доктор держал его до самого конца, хотя тот уже не мог работать. Доктор Гал был замечательным человеком.
Когда они вошли в комнату 15С, её обитатель сидел в инвалидном кресле – маленькая жалкая фигурка, в буквальном смысле прикреплённая к стене, поскольку ему через длинную трубку подавался кислород. Но глаза старика блестели, он ухмылялся и с нетерпением ждал их.
– К вам посетительница, мистер Хорнбакл, – громко произнесла «канарейка». – Её зовут Юм-Юм. – Квиллеру же она сказала: – Я вернусь через двадцать минут.
Квиллер стал вытаскивать расслабившуюся – ну совсем тряпка – Юм-Юм из клетки.
– Это кошка? – удивлённо спросил старик странным голосом. Из-за полипов в носу и неудачного зубного протеза он говорил со своеобразным присвистом.
– Да, сиамская, – ответил Квиллер, опуская мягкий меховой сверток на одеяло, лежащее на коленях больного.
– Киска, – сказал он, гладя её дрожащей рукой. – Мягкая. Голубые глаза! Никогда такую не видел. – Он говорил короткими предложениями, медленно произнося слова.
Квиллер пытался развлечь мистера Хорнбакла анекдотами про сиамских кошек, но вскоре понял, что старик предпочитает говорить, а не слушать.
– Я вырос на ферме, где были животные, – сообщил он. – Коты в амбарах, охотничьи собаки, коровы, куры…
– Я слышал, вы работали у доктора Галифакса…
– Около пятидесяти лет. Я был как член семьи. Он был очень хорошим человеком. Как вас зовут?
– Квиллер. Джим Квиллер.
– Давно вы здесь живете?
– Пять лет.
– Вы знали доктора Галифакса? Я работал у него сторожем. Жил над гаражом. Если его ночью вызывали, я его отвозил. Ему часто звонили по ночам. Мы спасали людей. Очень многих.
Юм-Юм, нежно мурлыкая, с довольным видом лежала на одеяле, подложив передние лапки под грудь. Время от времени брызги слюны старика попадали кошке на ухо, и она им дергала.
– Легла на грудку! Ей хорошо здесь, – радостно улыбнулся старик.
– Я знаю, что доктор Галифакс уделял много времени лечению своих пациентов, – сказал Квиллер. – А как он отдыхал? Были у него какие-нибудь увлечения, вроде рыбной ловли или гольфа?
Старик исподтишка взглянул на него, словно собирался раскрыть какой-то неприглядный секрет.
– Он рисовал картины. Никому не рассказывал об этом.
– Какие картины? – спросил Квиллер, представляя себе некие пособия по анатомии.
– Он рисовал животных. На картинах было много краски. Она долго сохла.
– И что он делал с картинами? Мелинда никогда не упоминала об этом увлечении отца, в сущности, она избегает разговоров о своей семье.
– Прятал их. Никому не давал. Говорил, они недостаточно хороши,
– А что вы о них думаете, мистер Хорнбакл?
– Они были похожи на картинки в комиксах, – ответил старик с виноватой улыбкой,
– Где он их рисовал?
– Наверху, в задней комнате. Туда никто не заходил, кроме меня. Мы хорошо ладили – доктор Галифакс и я. Никогда не думал, что он уйдёт первым,
Юм-Юм зашевелилась и вытянула переднюю лапку, чтобы потрогать трубку, по которой шёл кислород.
– Нельзя! – предупредил её Квиллер, и она отдернула лапу.
– Послушная киска.
– Мистер Хорнбакл, вы знаете, что дочь доктора Гада стала врачом?
Старик кивнул:
– Она была умной девочкой. Мальчик оказался не таким удачным.
– В каком смысле? – Квиллер умел расположить к себе людей, и они доверчиво позволяли ему вытягивать из них нужную ему информацию.
– Он всё время участвовал в каких-нибудь потасовках. Среди ночи звонили из полиции, и я отвозил доктора в полицейский участок. Это было ужасно, ведь его мать болела и всё такое. Всегда лежала в постели.
– Чем же это кончилось?
– Он уехал. Доктор отослал его. Регулярно платил ему деньги при условии, что он не вернется.
– А как вы узнали об этом?
– Деньги переводились ему через банк в Локмастере. Я регулярно ездил туда. Делал это для доктора. Никогда никому не рассказывал.
– Разве молодой человек в конце концов не погиб в автомобильной катастрофе? – продолжал расспрашивать Квиллер.
– Так и было! Разбил доктору сердце. Он был его единственным сыном, пусть даже и испорченным парнем… Однако вот что странно…
– Да? – поощрительно произнёс Квиллер.
– После смерти мальчика доктор продолжал посылать меня в банк. Раз в месяц.
– Он это как-то объяснил?
– Нет,
В этот момент раздался стук в дверь и появилась «канарейка»:
– Мистер Хорнбакл, Юм-Юм пора домой. Попрощайтесь со своими гостями.
Когда Квиллер осторожно брал кошку с лежащего на коленях одеяла, она громко и негодующе закричала:
– Н-н-няу!
– Полюбила меня, а? – улыбнулся старик, показывая искусственные зубы. – Приносите её ещё. И не тяните! – добавил он с кудахтающим смехом. – А то можете и не застать.