— Мистер Квиллер, я — Ровенна Эплхардт. Добро пожаловать в Сосны.
— Весьма польщён, — галантно, но прохладно пробормотал он.
Как журналист Центра и всего света, он всюду побывал и все повидал и не испытывал благоговения перед обширностью поместья. Скорее, казалось, благоговели Эплхардты. Не предприняли ли они оперативной разведки и не разузнали ли о его связи с Клингеншоеном и о холостяцком его статусе? Он стал сдержанно осторожен.
Глава семьи представила остальных: Ричард вёл себя как радушный хозяин, Уильям беспрестанно улыбался и рвался поговорить, их жены лучились дружелюбием. Квиллер заподозрил, что королева-мать дала им соответствующие инструкции. Сама она оказалась сверхгостеприимной хозяйкой. Нерешителен был только Джек, красивое лицо его выражало скуку и рассеянность. Наконец, худосочная незамужняя дочь. Она сделала попытку подняться из глубин своего шезлонга.
— Оставайся там, где ты есть, Элизабет, — остановила её мать. — Тебе надо избегать напряжения.
— Я так благодарна вам, мистер Квиллер, — искренне сказала Элизабет. Руку она ему протянула левую — правое её запястье было перевязано. — Что бы со мной было, не подоспей вы на помощь!
Она смотрела на него тем взглядом, которым женщины одаривают своих спасителей, и он сохранил грубовато-безразличный тон.
— Счастливое стечение обстоятельств, мисс Эплхардт.
— Это была карма. И пожалуйста, зовите меня Элизабет. Я не помню, что произошло после того ужасного момента.
— Вы считанные минуты находились вне дома: у вашего брата оказалась наготове повозка, и вы были переправлены по воздуху шерифом Мускаунти.
— Мне страшно нравится ваша рубашка, — сказала она, разом заработав несколько очков.
Подали чай, и беседа стала общей. Прислуживали два молодых человека в легких полосатых зелёных куртках, оба — островного типа, но тщательной выучки. К чаю полагалось молоко или лимон, подали и увесистый торт. Это была не вечеринка на открытом воздухе с павлинами и незабываемым прохладительным — просто семейное чаепитие в обществе семи взрослых Эплхардтов, меж тем как юные члены семейства препирались на крокетной площадке.
— Ричард, — раздался глубокий властный голос, — подобает ли моим внучкам вести себя как дикаркам, когда мы пьем чай с высоким гостем?
Её сын послал одну из зелёных курток на крокетную площадку, и ссора вмиг прекратилась.
— Вы играете в крокет, мистер Квиллер? — спросила миссис Эплхардт.
Молотки, проволочные воротца и деревянные шары интересовали его не больше домино.
— Нет, но мне было бы любопытно узнать об этой игре. Что в ней самое привлекательное?
— Врезание, — ответил Джек, впервые вступая в разговор. — Вы бьете по своему шару так, что он вышибает шар противника с поля. Это и есть врезание. Оно требует практики. Можно ещё и перекинуть шар через шар противника, чтобы перекрыть ему путь к воротцам.
— Джек — садист-врезальщик, — сказала жена Уильяма, словно делая комплимент Джеку.
— Это превращает безобидное времяпрепровождение в битву стратегов, — пояснил Уильям. — Крокет, как шахматы, требует размышлений, но вы ограничены пятью секундами, чтобы сделать бросок.
Ричард нежно заговорил о своих гончих, трех образцовых собаках, которые стали членами семьи и никогда не лаяли, не прыгали и не сопели.
Миссис Эплхардт задавала пытливые, искусно замаскированные вопросы о Квиллеровой карьере, образе жизни и хобби, на которые он отвечал со столь же искусной уклончивостью.
Элизабет сидела тихо, но все время смотрела на него.
Потом Уильям спросил:
— Как вам понравился экипаж, который мы за вами прислали? Моё хобби — восстанавливать старинные экипажи.
— Он прекрасен! — от души похвалил Квиллер.
— Это любимый экипаж Элизабет — фаэтон врача, названный так из-за складного верха. Он глубже других и имеет боковые стенки — исходя из того, что врачей вызывают к пациентам в любую погоду. Фактически этот тип экипажа стал знаком профессии, как и чёрный кожаный саквояж.
— А много экипажей вы восстановили?
— Около двух дюжин, — сказал Уильям. — Большинство на нашей ферме в Иллинойсе. Пять — здесь. Не хотите ли их увидеть? — И обращаясь к матери: — Не возражаете, если я покажу мистеру Квиллеру каретный сарай?
— Только не отнимай его у нас надолго! — предостерегла она со скромной улыбкой.
Когда она улыбалась, углы рта у неё опускались, придавая улыбке двусмысленность.
Он рад был отделаться от болтовни за чайным столом.
— Это будет весьма поучительно, — сказал он старшему брату. — Я ничего не знаю об американских колесах до Генри Форда.
— Колёса построили страну, — сказал Уильям. — Там и сям каретные мастера постоянно что-то улучшали и видоизменяли. В начале девятисотых не одна дюжина моделей была представлена в знаменитом каталоге «Сиерса-Роубака».
— Как вы привезли их на остров?
— Разобранными — на своём катере. Реставрируя экипаж, следует полностью его разобрать, чтобы очистить и отшлифовать песком деревянные части. На шлифовку тратишь целые часы, чтобы под конец дерево заблестело, как стекло.
Фаэтон врача стоял с опустевшими оглоблями, отдыхая на каменных плитах. В сарае находились два других четырехколесных экипажа, один из них был покрыт блестящей жёлтой эмалью с чёрными полосками и увенчан балдахином с бахромой.
— Этот лёгкий двухместный экипаж мы используем для поездок в клуб на ланч или на обед, — сказал Уильям. — Красный фургончик — для детворы. Лично я предпочитаю двухколесные повозки. Ими легко, удобно и безопасно править. Можно сделать внезапный поворот, не опрокинувшись. Если вы когда-нибудь переворачивались в экипаже с напуганными лошадьми, бьющимися, чтобы освободиться, то поймете, почему я напираю на фактор безопасности. Вот… сядьте в один из них.
Квиллер залез в ярко-зелёную двуколку для перевозки охотничьих собак и взгромоздился на ящик, предназначенный для своры.
— Как по-вашему, могли бы вы заинтересоваться искусством возницы? — спросил Уильям. — В Локмастере есть клуб возниц и устраиваются их состязания. Вы откуда-нибудь из-под Локмастера?
— Да. Это округ добрых коней. Я хотел бы как-нибудь посидеть с вами и с диктофоном — взять у вас интервью, — сказал Квиллер. — Тут хороший материал для моей газеты.
— Я рад бы, но… — заколебался Уильям, — вот что: мама непреклонно избегает рекламы. Жаль, что у нас не получится, но ничего не поделаешь!..
— А как вы научились искусству возницы?
— Хотите верьте, хотите нет, но моим наставником был наш стюард. Он островитянин и человек сельского Ренессанса — без официального образования, но на все руки мастер. Он обучил нас, малышей, править лошадьми, ходить на лодке, рыбачить, охотиться…
