На обратном пути в город часы подсказали Квиллеру, что Дерек, вероятно, находится в «Чарах Элизабет», где остывает после жарких часов ланча «У Оуэна». Вечером Дереку предстояло играть, так что будут разговоры и о ресторане, и о театре.
Дерек ещё не пришёл. Элизабет сказала, что он передвигает столы, устанавливая часть из них по диагонали, чтобы избежать сходства с вагоном-рестораном. Для хозяина это будет сюрпризом.
— Оуэн соглашается со всеми затеями Дерека? — спросил Квиллер.
— Пока даёт ему карт-бланш. Дерек очарует кого угодно, — ответила Элизабет, и её глаза ярко заблестели.
Квиллер знал Дерека с тех времён, когда тот убирал грязную посуду со столов, и уже тогда мальчик обходился с директорами компаний и прибывшими с визитом епископами с тем же искренним радушием, которое покоряло обожавших его молодых девушек.
— Вы знакомы с Эрни? — спросил Квиллер у Элизабет. — Что она собой представляет?
— Очень милая, но обладает большой внутренней силой. Она приходила сюда за вертелами и заинтересовалась руническими камнями, так что я прочла ей целую лекцию.
— А что это такое на самом деле?
— Маленькие камешки, на которых нацарапаны доисторические буквы. Их используют для предсказания будущего. Лекция, которую я прочла Эрни, не скрывала моего отрицательного отношения к этому, я даже не потрудилась дать им честное истолкование… А вот и Дерек!
Дерек, как всегда с шумом, ворвался в магазин:
— Пить хочу! Есть что-нибудь холодное?
Вприпрыжку пролетел в заднюю часть помещения, где стоял маленький холодильник, а на нём кофеварка, после чего шлёпнулся на стул с бутылкой охлаждённого грейпфрутового сока в руках.
Квиллер присоединился к юноше.
— Никаких проблем с переключением рычагов от кухни к шоу-бизнесу?
— Не-а. Всё шоу-бизнес.
— Жалко, что Эрни не может освободиться хоть на один вечер, чтобы посмотреть, как ты играешь.
— Она никогда не пойдёт в театр. Она трудоголик, — заявил Дерек. — Работает с девяти до девяти с двухчасовым перерывом, да и тот проводит за изучением рецептов. Видел фургон позади ресторана? Он доверху набит поваренными книгами! Говорю тебе, она настоящий профи! Заказы выполняет быстро. Оформляет блюда как истинные произведения искусства. Я спросил, что ей больше всего нравится в работе, и она ответила: «Быстрый темп». Тогда я спросил, а что нравится меньше всего, и она ответила: «Томаты зимой». Вот она какая! — Дерек взглянул на покупателей, толпившихся в магазинчике, и сказал: — Пойдём в кладовую.
В окружении стеллажей и коробок Дерек мог говорить свободно. Он знал, что Квиллер любит послушать закулисные истории.
— Обычно я прихожу в десять тридцать утра. Оуэн уже на месте, впускает меня. Мы вдвоём пересчитываем выручку, я подписываю бумаги. После чего он берёт своё ведерко для наживки и на несколько часов уходит ловить рыбу — во всяком случае, так он говорит. Но от него уже пахнет спиртным! Вот и задумаешься: что он ест на завтрак? Что там у него в ведерке? Возможно, он ставит лодку на якорь в какой-нибудь уединённой бухточке, где никто не мешает ему прикладываться к бутылке со шнапсом и читать порножурналы? Почему он никогда не привозит рыбы?
— Для своих лет, Дерек, ты слишком циничен, — сказал Квиллер. — А Эрни когда-нибудь выходит с ним на озеро?
— Только по понедельникам, когда ресторан закрыт. Да и тогда, держу пари, берёт с собой кулинарные книги. Между нами, Квилл, мне кажется, её беспокоит то, что он пьёт. На прошлой неделе она по рассеянности допустила глупейшую ошибку — в салат «Монте-Кристо» с грибным соусом забыла добавить соус… Ладно, я пошёл домой — пора перевоплощаться из тупого землянина в умного инопланетянина. — И Дерек галопом выскочил из магазина, бросив Элизабет: — До вечера!
Домой Квиллер ехал вдоль побережья и уже начал машинально искать глазами старую школьную трубу и букву «К» на столбе, как вдруг увидел, что навстречу, с востока, приближается машина и сворачивает на его въездную дорожку. Он нажал на газ. Зелёный фургон был ему незнаком, и он опасался непрошеных визитеров. Однажды Юм-Юм похитили, и Квиллер до сих пор помнил, какой ужас его охватил, когда, вернувшись домой, он обнаружил пропажу.
В тот момент, когда зелёный автомобиль выехал на лужайку, Квиллер догнал его и выпрыгнул из машины, готовый схватиться с водителем.
— Буши! — вдруг закричал он. — Почему же ты меня не предупредил…
Из зелёного фургона выбрался молодой человек в зелёной бейсбольной кепке — Джон Бушленд, зарабатывающий на жизнь фотографией и порой делающий работу для «Всякой всячины». Лишившись очень рано волос — но не чувства юмора, — он приучил друзей звать себя Буши.
[15]
— Я звонил, никто не ответил, вот и заехал наудачу. Я тут снимал по соседству семейную встречу.
— Для газеты?
Дюжины семейных встреч проходили летом каждый уик-энд, но сообщениям о них отводили два дюйма газетной площади и никаких фотографий.
— Нет, Огилви ежегодно заказывают профессионалу групповой портрет для своей семейной летописи. Для фотографии самого старого и самого молодого члена семьи я посадил столетнюю старуху, а рядом с ней — ягненка, который родился всего два дня назад. Круто! Ну и что? Они сочли, что это блестяще.
— Буши, у тебя новый фургон?
— Просто перекрасил старый. Дуайт Сомерс посоветовал избавиться от мрачного оттенка и придумать весёленькую надпись, чтобы в округе меня быстрее узнавали.
— У тебя, кажется, неплохо идут дела, если ты можешь позволить себе иметь пиарщика.
— Не так уж и хорошо! Это был бартер: мои фотографии — его услуга.
— Ладно, заходи в дом, выпьешь джина с тоником. Все основные ингредиенты у меня есть.
Буши стоял облокотившись на бар, пока Квиллер смешивал для него выпивку и открывал для себя имбирное пиво.
— Где кошки? — спросил фотограф.
— Спят где-нибудь.
— В таком случае я могу говорить смело. Я этих ребят в конце концов одолею. Мне привезли специальный объектив.
Уже несколько лет Буши пытался сделать снимок, за который ему дадут премию, а Коко и Юм-Юм поместят на обложку кошачьего календаря. Но те не выказывали ни малейшего желания стать кисками с обложки и с изобретательностью, способной довести до белого каления, расстраивали все его попытки, какую бы изощренную стратегию он ни применял. Теперь он обзавёлся сменным объективом, с помощью которого собирался снять вредных кошек так, чтобы они об этом и не заподозрили.
— Отлично! — сказал Квиллер. — Эти негодяи слишком долго водили тебя за нос!
Когда они со стаканами в руках вышли на веранду, Юм-Юм, которая сладко спала на стуле, свернувшись клубочком, пробудилась и грациозно потянулась, словно джинн, покидающий бутылку. Коко дремал на верхушке своего пьедестала, занимая освещённую солнцем крохотную площадку, размером в шестьдесят четыре квадратных дюйма; что-то проворчав, он спрыгнул вниз.
