– И что это за причина, по-твоему?
– Пока не знаю.
– И ты надеешься, что разговор с учителями это
прояснит?
По-моему, Лукьянов валял дурака, но, черт знает, что там у
него на уме.
– Хорошо, встретимся с учителями.
Я позвонила Вешнякову. Идея встретиться с учителями ему не
показалась вздорной, и он пообещал срочно выяснить, кто тогда работал в школе и
с кем следует поговорить.
– Вот этот дом, – кивнул Саша, сверяясь с.
адресом, записанным на клочке бумаги.
– Зайдем?
– Конечно, раз приехали.
На наши настойчивые звонки в дверь никто не отозвался.
Соседи напротив сообщили, что Ваньку здесь давно не видели. Он затеял ремонт
после смерти тетки, а потом пропал. Неделю назад здесь заметили женщину, она
открывала дверь своим ключом. Соседка еще решила, что он квартирантов пустил.
Лица не разглядела, та спиной стояла. Одета была в серый плащ, это все, что
помнит. Мы добросовестно прошли по всем квартирам, но больше никто женщину в
сером плаще не видел.
– Убитая Серафимович была одета в куртку, – вслух
подумала я. – Но, учитывая особенности нашего климата, могла с собой и
плащ прихватить.
– С чего ты взяла, что это Серафимович? –
недовольно спросил Лукьянов.
– Просто фантазирую. Давай-ка встретимся с местным
участковым.
– Это еще зачем? – искренне удивился Саша.
– Поговорим, вдруг он что-нибудь интересное расскажет?
Саша пожал плечами, но возражать не стал.
Кабинет участкового находился в здании жилищно-коммунального
отдела. Одноэтажное, приземистое, оно притулилось во дворе стандартных хрущевок
неподалеку от дома, где жила тетка Мещерякова. Железная лестница, звонок возле
металлической двери. Я позвонила, не очень-то рассчитывая на удачу. Дверь
открыла женщина в рабочем халате.
– Нам бы с участковым поговорить, –
поздоровавшись, сказала я.
– Проходите, только он сейчас занят. С Петькой
воюет, – заявила она таким тоном, точно всему миру было известно, кто
такой Петька.
Из крохотной прихожей, где женщина домывала полы, виднелась
распахнутая настежь дверь в комнату побольше с одним окном. Возле окна
письменный стол, за которым восседал крупный мужчина в форме. Он вытирал
платком вспотевший лоб и кому-то выговаривал:
– Вот сейчас отправлю тебя в отделение, и будешь там
дурака валять в свое удовольствие. Я тебя сколько раз предупреждал? – Тут
мужчина заметил нас и спросил, нахмурившись: – У вас что?
– У нас к вам несколько вопросов, – улыбнулась я и
протянула удостоверение. Он взглянул на него мельком, а я порадовалась – дядька
из старой гвардии, такой не только всю шпану знает на своем участке, у него
собаки и кошки на учете.
– Что-то срочное? – спросил он сердито, косясь на
мужичка, что притулился в углу напротив, взъерошенного, грязного и явно
страдающего от невозможности похмелиться.
– Иваныч, – робко кашлянул он, – отпусти.
Ей-богу, нашел я эту сумку, на помойке, в Варварином дворе. Вот те крест, не
крал. Мое слово – закон, ты же знаешь.
– Знаю, знаю. Ты мне когда обещал на работу устроиться?
– Так ведь…
– Я тебе сам два раза работу находил, людей за тебя
просил, и что?
– Ну, так в запой сорвался, с кем не бывает. Оклемаюсь,
пойду на работу. Вот те крест, пойду. А сумку не крал. Хоть бабку-дворничиху
спроси, она видела, как я сумку нашел, еще заорала, что это ее сумка. Сама
поживиться хотела.
Предмет спора, ярко-синяя сумка, довольно объемистая, стояла
на столе участкового.
– Что сотворил этот страдалец? – решила я
полюбопытствовать.
– Этот страдалец, когда с перепоя мается, точно
пылесос. Все к рукам прибирает. Вот сумку спер у кого-то и не сознается.
– Да я ее на помойке нашел, в Варварином дворе.
– Видали, еще и врет. Уж хоть бы не врал, когда за руку
поймали.
Варварин двор получил название от моста через широкую
болотистую канаву Варварку. Мост был старым, девятнадцатого века, на него
выходили четыре “сталинки”, между ними большой двор с эстрадой. Во времена
моего детства там часто устраивали концерты художественной самодеятельности.
Интерес мой вызвал тот факт, что от дома тетки Мещерякова до
Варвариного двора две минуты ходу, а в руках у Серафимович, если верить
показаниям уборщицы с вокзала, была синяя спортивная сумка.
– Тебе мало, что один раз тебя уже посадили за
воровство, – продолжал увещевать Петьку участковый, – ты опять за
старое? Последний раз спрашиваю, где сумку украл?
– Да не крал я…
Лукьянов подошел к столу и спросил:
– Взглянуть можно? – он кивнул на сумку и, не
дожидаясь разрешения, расстегнул “молнию”. Сверху лежал серый женский плащ.
Лукьянов присвистнул, я подалась вперед, а участковый, видя наш интерес,
заволновался еще больше. В сумке оказались женские вещи. Вполне приличные,
выбрасывать такие на помойку никому бы в голову не пришло. – Мы занимаемся
расследованием убийства, – весомо заявил Лукьянов. – Так вот, по
словам свидетеля, у убитой был серый плащ и вот такая сумка.
Петька вытаращил глаза и замер так на некоторое время, лицо
участкового страдальчески сморщилось:
– Доигрался, чучело.
Сразу и не поймешь, кто из них испугался больше.
– Давайте по порядку, – внес разумное предложение
Лукьянов.
Петька говорить не мог, пребывая в трансе, оттого первым
начал участковый:
– Сегодня утром я встретил его у пивнушки, тут
неподалеку. Рядом микрорынок, вот он там с бабками отирался, просил вещички
продать. Ну, я к нему с вопросом. Живет один, ни жены, ни матери, просто бабы и
то нет, все здоровье пропил. Спрашиваю – откуда вещи женские? Ясно, что украл.
А он мне про помойку. Вот, привел сюда, хотел вызнать, где спер, чтоб хозяйке
вернуть. Не сажать же дурака, он мужик-то беззлобный, и руки золотые, если не
пьет… И в тот раз по дурости сел, со стройки кусок рубероида уволок и уснул по
соседству с ним, а ему год дали. Сейчас же говори, где украл! – рявкнул
участковый так, что стекла звякнули.
Петька подпрыгнул, потом вдруг бухнулся на колени, истово
перекрестился и заплакал, бормоча отчаянно:
– Иваныч, крест святой, на помойке.
