Я вымыла посуду и вышла на балкон. Лукьянов сидел в гостиной
перед телевизором. Мне не хотелось появляться там. Было бы совсем неплохо,
уберись он в гостиницу. В конце концов, для него заказан номер, деньги потрачены…
Он возник около меня совершенно неожиданно, я вздрогнула, когда почувствовала
его рядом.
– Иногда надо дать мозгам отдых, – сказал он
весело, облокачиваясь на перила. – Убийца от нас никуда не уйдет.
– Надеюсь, – ответила я.
– Ты не хочешь, чтобы он попался? – Вопрос
насторожил меня. Я повернулась к Лукьянову, вопросительно взглянула на
него. – Ты ему сочувствуешь. Оттого и нервничаешь.
– Свою точку зрения я высказала.
– Это официальная точка зрения. А что думаешь ты?
Я поразмышляла немного и ответила правду:
– Не мне его судить. Или ее.
– Знаешь что? Наплюй на все эти мысли и просто выполняй
свою работу.
– Иди ты в задницу с умными советами.
– Злишься? Я сам на себя злюсь.
– Серьезно? – не поверила я.
– Ага. Там, в парке, я тоже мечтал об этом.
– О чем? – решив, что чего-то не поняла, спросила
я.
– О том же, что и ты. Смешно, правда? Смешно ему не
было. Мы стояли рядом, и в свете, что падал из окна кухни, я видела его лицо,
странное, без обычного выражения презрительного равнодушия ко всему на свете. И
взгляд у него был совсем другим. “Ему тоже бывает больно”, – вдруг
подумала я и заревела ни с того ни с сего. Протянула руку к его лицу, а он
закрыл глаза и сжал мое запястье. Я гладила его щеки, лоб, а он целовал мои
пальцы.
…Я взглянула на часы – половина четвертого, за окном темень,
звезд не видно. Наверное, будет дождь. Лукьянов лежал на спине, дышал ровно, но
я знала, что не спит.
– Ты меня любишь? – спросила я.
Он повернулся на бок, демонстрируя мне спину.
– Обожаю, когда ты строишь из себя дуру.
– Саша, соври, чего тебе стоит?
Он приподнялся на локте, посмотрел на меня, а я зажмурилась
под его взглядом.
– Я люблю тебя. Я на тебе женюсь. Я сделаю тебе
ребенка, а если захочешь – двух или трех. Захочешь?
– Захочу.
– Отлично. А теперь я могу поспать?
– Конечно. Спасибо тебе.
– Не стоит благодарности. Ты всегда просишь о такой
ерунде, так что не стесняйся.
Утром точно пошел дождь. Лукьянов брился в ванной, дверь он
оставил открытой. Я немного понаблюдала за ним, потом поднялась, бормоча под
нос:
– Все прекрасно в этом лучшем из миров.
– Проснулась? – крикнул он.
– Еще не знаю.
– Кофе готов. С Сашкой я погулял.
– Ты само совершенство. Я тебя обожаю.
Я побрела на кухню, выпила кофе, который уже успел остыть.
– Как кофе? – спросил Лукьянов, появляясь на кухне. –
Угодил?
– Давлюсь, но пью, раз приготовлено твоими руками.
– Твое настроение с утра мне нравится больше.
– А мне меньше. Я вообще утро не люблю. Ничего хорошего
в нем нет. Вставай, иди куда-то. То ли дело вечером, лег и уснул.
– Срочно выходи замуж за своего Колю. Твои мысли до
добра не доведут. Чем дальше, тем глупее.
– Я не хочу за Колю, – огрызнулась я, – я за
тебя хочу. Коля хороший человек, а тебе можно и помучиться.
– Премного благодарен. Интересно, а что ты на самом
деле чувствуешь?
– Меня переполняет восторг с элементами слепого
обожания.
– Слава богу, я боялся, вдруг что-нибудь серьезное.
– Нет, что ты.
– Слушай, будь счастливой назло мне. Роди детей, живи
долго и вспоминай обо мне с веселой усмешкой.
– Подожди, запишу по пунктам.
– Что ты за человек, – сокрушенно покачал он
головой и убрался с кухни. Ко мне тут же подошел Сашка. Влажные глаза его
смотрели на меня с недовольством. – Вот только скажи, что я дура, и
получишь по носу, – предупредила я.
Санаторий располагался в живописном месте. Мы свернули с
шоссе и по узкой дорожке углубились в лес. Высокие сосны, слева березовая роща,
сейчас в золотом уборе до того красива, что дух захватывало.
Мы подъехали к металлическим воротам, рядом виднелась
деревянная будка. Лукьянов посигналил, но на наш призыв никто не откликнулся.
– Посиди, – сказал он, вышел, сделав несколько
шагов, толкнул калитку слева от ворот. Она со скрипом открылась, Лукьянов
прошел на территорию, заглянул в будку и сообщил: – Никого. На воротах замок.
Отгони машину в сторонку, дальше пойдем пешком.
Я так и сделала. Лукьянов дождался, когда я пройду в
калитку, и зашагал рядом. Впереди виднелось старинное здание, похоже, недавно
отреставрированное.
– Неплохое местечко, – заметил Саша.
– Бывшая усадьба. Шереметьевых, кажется.
– Отдых в таком месте стоит денег. Или я не прав?
Я пожала плечами, прикидывая, сколько может стоить путевка
сюда. Выходило, для инвалида дороговато, если, конечно, ее не отправили сюда
бесплатно. Может, и такое бывает.
Мы поднялись по широким мраморным ступеням и оказались перед
наполовину застекленной дверью. Она была заперта. Лукьянов постучал, стекло
противно звякнуло, в недрах дома наметилось движение, и вскоре мы смогли
лицезреть строгую даму в белом халате и накрахмаленном чепце, который придавал
ей сходство с монахиней.
– Слушаю вас, – сказала она сурово. Я предъявила
удостоверение и объяснила цель нашего визита. Суровости в голосе дамы
прибавилось. – Вы, надеюсь, понимаете, что у нас живут люди, нуждающиеся в
покое…
– А у нас четыре трупа, – обрадовал ее Лукьянов,
широко улыбаясь.
Дама с сомнением покосилась на него и вздохнула:
– Хорошо. Идемте, я вас провожу.
Идти пришлось долго, один коридор сменял другой. Я подумала
и шепнула Лукьянову:
– Они были чокнутые.
– Кто?
– Те, для кого этот дом строился. Мне в своих трехстах
метрах тошно “по самое не могу”, а здесь…
