– Сегодня он за Невского. Покой избирателей был
нарушен, и виновные должны понести наказание по всей строгости закона.
– Ну тебя к черту, – обиделась Ритка.
– Ладно, извини.
– Чего случилось-то? – спросила она
заинтересованно.
– Сообщаю по секрету: у меня очень большая зарплата.
– Ну, знаю. И что?
– А я хочу маленькую и большой отпуск.
Большой-пребольшой.
– С ума с тобой сойдешь. Иди отсюда. В следующий раз
захочешь поговорить, а я начну кривляться, посмотрим, как тебе это понравится.
Я поцеловала ее в нос и отбыла восвояси. Само собой,
разговор с Дедом моего настроения не улучшил, хотя оно и так было хуже некуда.
Возможности зацепить Игнатова я по-прежнему не видела, да и заниматься этим
делом не хотела. Как юрист (у меня и диплом есть), я считала, что закон надо
уважать, даже если он тебе не нравится. Но когда погиб близкий мне человек…
Когда я собралась замуж и честно рассказала обо всем Деду, своему тогдашнему
любовнику, мой несостоявшийся муж погиб с благословения того же Деда, не
терпевшего соперников ни в чем и никогда. Я разыскала исполнителя… в общем, не
мне судить Игнатова. Нет у меня на это права. Но Дед решил иначе. А почему,
черт возьми, я должна его слушать? Послать эту работу к такой-то матери. Пойду
к Лялину, он меня возьмет. Назло Деду возьмет. И не побоится. Я плюхнулась на
ближайшую скамейку и попыталась представить свою новую жизнь. Оказалось, что
новая ничуть не привлекательнее старой.
– Ох ты, господи, – проворчала я. – Может,
мне в Америку податься? Или в Африку? Буду защищать слонов от браконьеров,
крокодилов от охотников. А еще лучше на Южный полюс, пингвинов рыбьим жиром
поить.
В географии я была не сильна, и фантазия моя вскоре
истощилась. Примерно в это время позвонил Вешняков.
– Ты где? – спросил он сердито. На такой вопрос я
знала только один ответ.
– Здесь. А ты?
– Я у себя. Сможешь приехать?
– А надо?
– Очень. У меня тут такое дерьмо, просто не знаю, что
делать.
– Ну, дерьмом-то меня не удивишь, – оптимистично
заверила его я и поехала к нему.
Судя по его физиономии, на парня обрушились все возможные
несчастья.
– Излагай, – сказала я, устраиваясь верхом на
стуле.
– Лукьянов прав, кто-то проводил следствие раньше нас.
И тому есть доказательства.
– Это твое дерьмо? Так нам майора по имени назвали.
Правда, оказалось, что такого в природе нет.
– Может, и есть, только зовут по-другому, –
понизил голос Артем. – Я проанализировал ситуацию. Кто-то из наших активно
помогал убийцам, тормозил следствие.
– Проанализировал, дальше что?
– Уверен, у Игнатова здесь есть свои люди, – он
обвел взглядом стены своего кабинета, – и доказать его причастность будет
ох как непросто.
– Оттого у тебя дерьмово на душе?
– А ты думаешь, приятно подозревать коллег, с которыми
ты…
– Сейчас будет еще дерьмовее. Я только что от Деда. И
он совершенно определенно заявил: Игнатов должен сесть в тюрьму за то, что
плюнул в лицо электорату. Он в магазины ходить боится.
– Дед?
– Электорат. И Дед этим очень сильно огорчен. Короче,
мы его сажаем, и ты получаешь полковника. Не пяль глаза, я серьезно. Не сажаем,
едешь участковым в Берендеевку, это в костромских лесах, а я на Огненную Землю
пожары тушить. Вот так примерно выглядит настоящее дерьмо.
– Между прочим, Дед прав. Преступник должен сидеть в
тюрьме. Нормальная позиция. Ты так не считаешь?
– И как ты думаешь сажать этого самого преступника?
– Должны быть зацепки, нет такого умника, чтобы ни разу
не прокололся.
– У нас нет даже уверенности, что за всем этим стоит
Игнатов. Пожалуй, докладывать Деду я поторопилась. Хотела осчастливить
народного избранника и себя порадовать, то есть послать это дело к черту, и
вот, пожалуйста…
– Это Игнатов, – посуровел Артем, должно быть, он
уже видел себя полковником. – По-другому не складывается. Нет больше версий,
нет.
– Чего ты орешь? – удивилась я.
– Злой очень, вот и ору. Тюрина Ольга вовсе не та
женщина, что двенадцать лет назад совершила убийство. – Поначалу я решила,
что ослышалась, продолжала сидеть и пялить глаза на Артема. –
Вот-вот, – кивнул он. – Редкий случай полного совпадения: и та и
другая – Тюрина Ольга Александровна, родились в нашем городе, и год рождения
тот же. Только одна родилась в мае, а другая в январе. И убитая никогда с
Серафимович в одной школе не училась. С Ивановой они познакомились четыре года
назад, вместе работали в гастрономе, а та Тюрина, что участвовала в убийстве,
предположительно участвовала, – поправился Вешняков, – утонула в
прошлом году. Тот, кто разыскивал участников давней трагедии, допустил
непростительную халатность, в результате погиб случайный человек.
– Не стоило ему этого делать, – нахмурилась я.
– Да уж. Когда вершишь правосудие сам, очень велика
вероятность непоправимой ошибки.
– Это точно? – все-таки спросила я.
– Вот, почитай. – Он перебросил через стол листок бумаги. –
Отец Тюриной – служака, мотался по гарнизонам, и двенадцать лет назад она жила
в городе Новосибирске. Сюда приехала через четыре года после произошедшей
трагедии. С Уфимцевой даже не была знакома, так же как и с Красновым, потому
что к тому моменту они были изолированы от общества.
– Серьезный прокол, – заметила я. – Могли бы
поинтересоваться биографией, прежде чем прирезать.
– Уж очень все было просто и ясно: вместе работали,
дружили, фамилия, имя, отчество и возраст подходящие, вот черт и попутал.
– По-твоему, мент мог допустить такую ошибку?
– Менты тоже люди, – пожал плечами Артем. –
Давай прикинем, что мы имеем. У Игнатова, если за убийствами стоит Игнатов,
здесь свой человек, возможно, не один. Значит, будут вставлять нам палки в
колеса. Необходимо внедриться в окружение Игнатова. Тебе это проще, ты у нас с
сильными мира сего на “ты” и за руку. Если нам повезет… При этом ничто не
мешает нам разрабатывать другие версии, если они, конечно, появятся.
