- А потом он исчез.
- Это межведомственная операция, - пояснил Морелли. – Отдел уголовного розыска хочет сохранить конфиденциальность.
- Почему ты решил сказать мне?
- Ты в самом центре этого. Тебе нужно знать.
- Ты мог бы сказать мне раньше.
- Сначала было похоже, что у нас хорошие нити. Я надеялся, Кенни будет у нас под надзором, и не придется подключать тебя.
Мой мозг вращался с бешеной скоростью, вырабатывая замечательные версии всех разновидностей.
- Ты мог бы сграбастать его на парковке, когда он там вершил свои дела с Джулией, - сказала я Морелли.
Он согласился.
– Мог бы.
- Но это могло бы не принести тебе того, что ты действительно хотел знать.
- То есть?
- Думаю, ты хотел проследить за ним и выяснить, где он скрывается. Полагаю, нужен тебе был не Кенни. Думаю, ты искал остальное оружие.
- Держись курса.
Я ощутила сейчас, что по-настоящему довольна собой, с трудом сдерживаясь, чтобы не слишком широко расплыться в улыбке.
– Кенни ведь служил в Брэддоке. Он уволился четыре месяца назад и вдруг начал сорить деньгами. Купил машину. Причем заплатил наличными. Затем снял относительно дорогую квартиру и обставил ее. Заполнил шкаф новой одеждой.
- И?
- И Муги, в свою очередь, хорошо поправил свои дела, если исходить из того, что он живет на зарплату всего лишь служащего бензоколонки. У него в гараже мегадорогая тачка.
- Твой вывод?
- На улице Кенни пушку не покупал. Они с Муги были задействованы в краже оружия с Брэддока. Что делал Кенни в Брэддоке? Где он работал?
- Был грузчиком. Работал на складе.
- А пропавшее военное снаряжение хранилось на складе?
- Фактически оно хранилось в помещении, смежном со складом, но Кенни имел туда доступ.
- Ага! Вот оно.
Морелли хмыкнул.
– Не связывай все концы с этим. То, что Кенни работал на складе, с большой натяжкой служит доказательством его вины. К этому складу имели доступ сотни солдат. А что касается приплывшего богатства… он мог иметь дело с наркотиками, играть на скачках или шантажировать дядюшку Марио.
- Думаю, он занимался контрабандой оружия.
- Я тоже так думаю, - подтвердил Морелли.
- Не знаешь, как он доставал его?
- Нет. И в Уголовном розыске тоже не знают. Это могло быть проделано за раз, а могло и по каплям исчезать в течение какого-то отрезка времени. Никто не проводит инвентаризацию, если нет необходимости или, как в этом случае, всплывет украденное. ОУР провел скрытую проверку армейских друзей Кенни и коллег по складу. До сих пор никто из этих людей ничем не запятнал себя.
- Так откуда нам теперь плясать?
- Думаю, было бы полезно поговорить с Рейнжером.
Я схватила телефон с кухонной стойки и набрала номер Рейнжера.
- Йо, - ответил Рейнжер. - Лучше будь паинькой.
- Имеется возможность, - откликнулась я. – Как насчет ланча, ты свободен?
- В Большом Джиме в 12.
- Нас будет трое, - предупредила я, - ты, я и Морелли.
- Он там сейчас? – поинтересовался Рейнжер.
- Угу.
- Ты голая?
- Нет.
- Все еще впереди, - обнадежил Рейнжер.
Раздался щелчок, и я повесила трубку.
Когда Морелли удалился, я вызвала Диллона Раддика, управляющего дома, который был со всех сторон хорошим парнем и моим другом. Я объяснила ему проблему, и через полчаса Диллон нарисовался с надежным ящиком инструментов, полгаллоном краски и разнородными малярными принадлежностями.
Он приступил к работе над дверью, а я принялась за стены. Понадобилось три слоя, чтобы закрасить это художество, но к одиннадцати квартира была свободна от угроз, и установлены все новые замки.
Я приняла душ, почистила зубы, высушила волосы и надела джинсы с черной водолазкой.
Потом позвонила в страховую компанию и отрапортовала об угоне машины. Мне сообщили, что мой полис не покрывает арендную плату за машину, и что выплаты будут сделаны в течение тридцати дней, если машина не будет возвращена. Я уже собралась издать несколько глубоких вздохов, когда зазвонил телефон. Еще до того, как рука коснулась телефонной трубки, желание завопить подсказало мне, что это матушка.
- Ты вернула машину? – спросила она.
- Нет.
- Не беспокойся. Мы тут все посовещались. Ты можешь пользоваться машиной дяди Шандора.
В прошлом месяце дядюшка Шандор ушел жить в дом престарелых в возрасте восьмидесяти четырех лет и отдал свою машину единственной здравствующей сестрице, бабуле Мазур. Бабуля Мазур никогда не училась вождению. Мои родители и остальная часть свободного мира были ей за это вечно благодарны и не стремились взять на себя заботу начать это обучение сейчас.
Пока что я с ненавистью смотрела дареному коню в зубы и на самом деле не хотела заиметь машину дядюшки Шандора. Это был голубой «бьюик» выпуска 1953 года со сверкающим белым верхом, с покрышками, имеющими белые боковины, достаточно огромными, чтобы подходить канавокопателю, и сверкающими хромированными иллюминаторами. «Бьюик» размером и формой был похож на кита и, вероятно, выдавал миль шесть на галлон горючего в хорошие дни.
- Даже и не думайте, - заявила я матушке. – Спасибо за предложение, но это машина бабули Мазур.
- Бабуля Мазур хочет, чтобы ей владела ты. Твой отец уже в пути. Пригонит ее в исправном виде.
Черт. Я отклонила ее приглашение на обед и повесила трубку. Потом заглянула к Рексу, чтобы удостовериться, что он не страдает замедленной реакцией на суровые испытания прошлой ночи. Он оказался в хорошем настроении, я дала ему соцветия брокколи и грецкий орех, прихватила куртку и сумку и закрыла квартиру на замок. Затем еле-еле потащилась вниз по лестнице и встала снаружи в ожидании, когда подъедет папаша.
Отдаленный шум заносчиво выпускающего выхлопные газы мамонтообразного двигателя донесся с парковки, и я отпрянула к зданию, надеясь на отсрочку смертного приговора, моля Бога, чтобы это не было явление «бьюика».
Бегемот с носом в форме луковицы вывернул из-за угла, и я почувствовала, как сердце забилось в такт со стуком клапанов. Это был точно «бьюик» во всем своем великолепии, ни пятнышка ржавчины. Дядюшка Шандор купил его в 1953 и держал с тех пор в условиях демонстрационного зала.
- Не думаю, что это хорошая идея, - сказала я папаше. – Что, если я поцарапаю его?
- Не поцарапаешь, - заверил меня папаша, припарковавшись и подвигаясь на огромном, как скамья, сидении. - Это «бьюик».
