– О, вы меня утешили, – сказал он. – Я не терплю соперничества. Впрочем, я уже говорил вам об этом.
– Хватит препираться, – вмешался Себастьян. – Если бы я хотел посмотреть, как собаки грызутся друг с другом, я пошел бы на псарню.
– Осторожнее, – сказал Пирс. – Ты не должен сравнивать Линнет с грызущейся собакой. Как только она решит швырнуть мне в лицо брачное предложение, ты сможешь занять мое место. Но при условии, что не будешь ее оскорблять.
Себастьян, разумеется, воспринял это как повод, чтобы отвесить очередной поклон, поцеловать руку Линнет и заявить, что она самая очаровательная, любезная и утонченная представительница женского пола из всех, кого он встречал, и тому подобное. Пирс смотрел на него, поражаясь, что Себастьян, похоже, не сознает, насколько Линнет чуждо подобное подобострастное внимание.
О, конечно, она улыбнулась и протянула руку. Но в ее глазах не отразилось никакой признательности, даже когда она одарила кузена своей лучезарной улыбкой, которую она, похоже, использовала в качестве оружия.
На Себастьяна она определенно подействовала. Пирс знал его всю свою жизнь, но он никогда не видел такого ошарашенного выражения на его лице.
– Достаточно, – сказал он, обращаясь к Линнет. – Если бы здесь проходили собачьи бои, вы были бы мастифом, а он жалким спаниелем. Поберегите свою артиллерию для более сильных противников.
Себастьян нахмурился.
– О чем это ты, Пирс? В твоих словах еще меньше смысла, чем обычно.
Линнет рассмеялась, взяв его под руку.
– Он ревнует, – сказала она, хотя по ее взгляду было видно, что она так не думает. – Вы такой блестящий мужчина, милорд. Трудно поверить, что вы выросли вместе.
– Я зеркало моды, – заявил Пирс.
На мгновение Себастьян и Линнет уставились на его костюм. Он был одет так же, как всегда: в камзол простого покроя с обычными пуговицами, темные бриджи и галстук, завязанный без всяких изысков. Тогда как полы камзола Себастьяна были пышнее, чем юбка Линнет. Не говоря уже о том, что указанный камзол был ярко горчичного цвета.
– Ты заблуждаешься, – сказал Себастьян.
– Я зеркало моды, – терпеливо повторил Пирс. – Если ты и сияешь великолепием, то на моем фоне.
– Весьма натянутая метафора, – заметила Линнет. – Но я поняла вашу мысль. Борзая всегда выглядит более царственной на фоне дворняжки.
– А пудель более нелепым, – парировал Пирс.
– Можешь оскорблять меня, сколько пожелаешь, – обронил Себастьян, уставившись на Линнет с совершенно дурацким видом. Очевидно, она так часто видела это выражение на мужских лицах, что едва ли замечала. В ней не чувствовалось ни тени торжества.
– Трудно представить себе более разную манеру одеваться, чем у вас двоих, – заметила она.
– Видели бы вы нас в детстве, – сказал Пирс. – Я, конечно, с трудом ходил, поэтому Себастьян имел обыкновение бегать вдвое быстрее. А когда мы подросли, он начал одеваться вдвое элегантнее, чтобы компенсировать мой неряшливый стиль.
– Но вы оба увлеклись медициной, – заметила Линнет. – Как, скажите на милость, вам удалось стать врачами? Я не знаю ни одного джентльмена в Лондоне, который обладал бы навыками такого рода.
– А что, есть джентльмены, обладающие какими-либо навыками? – поинтересовался Пирс, приподняв бровь.
– Ну, они умеют танцевать, – предположила Линнет.
– Наверное, в этом все дело. Я не мог танцевать, и мне ничего не оставалось, кроме как потрошить людей.
– А поскольку это у него не слишком хорошо получалось, мне пришлось взять это на себя, – подхватил Себастьян.
Линнет рассмеялась. Ее смех… он был куда более обольстительным, чем эта ее отработанная улыбка. Грудной и нежный, как теплый бренди с медом.
– Он не шутит, – буркнул Пирс, сделав еще один глоток, чтобы укрепить свой дух против ее смеха.
– А я слышала, что вы известный врач, – сказала Линнет.
– Я хорош, когда нужно определить, что не так с человеком. Беда в том, что лучше всего это делать, когда человек уже мертв. Себастьян же, как хирург, имеет дело с живыми людьми и предпочитает, чтобы они оставались таковыми.
Линнет одарила Себастьяна очередной улыбкой, и Пирс удивился, как бедняга не плюхнулся на колени.
– Приятно сознавать, что вы будете рядом, если мне вдруг понадобится хирургическое вмешательство, – проворковала она.
– О да. Если вы пожелаете, чтобы вам отрезали ногу, никто лучше, чем он, с этим не справится, – сказал Пирс.
– Это было бы преступлением, – сказал Себастьян.
Проклятие, Пирс начал испытывать чувство вины. Себастьян не представляет, какая искусительница повисла у него на руке. Она разобьет ему сердце, если продолжит в том же духе.
– Прекратите, – сказал он Линнет.
Она одарила его своей коронной улыбкой.
– И никогда больше не улыбайтесь мне подобным образом, – приказал он. – Меня может стошнить, и, учитывая, что ваши туфли расшиты жемчугом – какая бессмысленная трата денег! – желудочная кислота не пойдет им на пользу.
Себастьян нахмурился.
– Таково твое представление о приличном поведении, кузен? Если так, то ты даже хуже, чем мне казалось. Мисс Тринн – деликатный цветок, с которым нужно обращаться со всем уважением. А ты предлагаешь отрезать ее ноги и говоришь, что тебя стошнит на ее туфли.
Пирс выгнул бровь, глядя на Линнет. Она вздохнула и потрепала Себастьяна по руке.
– Извините, – сказала она. – Его милость совершенно справедливо заметил, что я так же привержена кокетству, как он его не переваривает.
– Неплохо, – сказал Пирс с искренним одобрением. – Будь я проклят, если вы не одна из самых языкастых особ, которых я знаю. Особенно если учесть доспехи, которые вы носите.
– Вы имеете в виду улыбку? – поинтересовалась она. – Я нахожу ее очень полезной. Вам следует взять ее на вооружение.
Себастьян помрачнел. Похоже, до него начало доходить, что Линнет не такое деликатное создание, как ему казалось.
– Ты не в ее весовой категории, – сказал Пирс. – Она настоящий мастер. Неудивительно, что весь Лондон думает, будто она покорила принца.
– Это у нас семейное, – призналась Линнет, смутившись на мгновение. – Я предпочла бы узнать больше о вашей хирургической практике, – обратилась она к Себастьяну. – Вы говорили, что трудно избежать заражения. Какие средства вы пробовали?
Пирс часто думал, что его кузен болван, но никогда не недооценивал его познания в хирургии. Себастьян был лучшим хирургом из всех, кого он знал, сосредоточенный, целеустремленный, с необыкновенно проворными и искусными пальцами.
– Если бы не опасность заражения, – говорил тем временем Себастьян, – возможности хирургического вмешательства возросли бы настолько, что даже трудно вообразить.
