Пирс бросил на него свирепый взгляд.
– Я не женюсь на ней, – сказал он таким тоном, чтобы даже его романтически настроенный кузен мог понять. – Она свободна… И пока ты не начал скулить насчет моего отца, – продолжил он, – ты ошибаешься. Я понял – не без помощи Линнет, – что веду себя как осел по отношению к нему. Прафрок – король дворецких, а Линнет…
– Королева женщин, – тихо произнес Себастьян.
– Но я слишком изранен для такой женщины, как она. Да и для любой другой. Во мне слишком много от зверя. Ты это знаешь не хуже меня.
Себастьян пожал плечами:
– Мне лично ты нравишься, даже когда выходишь из себя.
– Ты вырос вместе со мной. Я не могу притворяться перед самим собой, что я не такой законченный ублюдок, каким являюсь. Будь я другим, будь у меня лучший характер, если бы…
– Если бы ты не позволял себе срываться по любому поводу, – сухо сказал Себастьян.
– Ты не понимаешь. – Словно в подтверждение, его изувеченная мышца сократилась, отозвавшись мучительной болью в ноге.
– Ни один мужчина в здравом уме, – сказал Себастьян, – не поймет. Будь у меня шанс получить Линнет, я бы не стал предаваться мыслям о том, что и как у меня болит. Я бы схватил ее и надел кольцо ей на палец, отложив все сомнения на потом.
– Вот почему ты слабоват в диагностике, – отозвался Пирс, вытянув ногу в попытке расслабить мышцу.
– Почему?
– Ты не способен сопоставить симптомы и сделать выводы. С одной стороны, терзаемый болью калека с язвительным языком…
Он поднял руку, когда Себастьян открыл рот, явно собираясь возразить.
– Ты очень точно описал меня, и тебе это хорошо известно. В любом случае кто-нибудь, подобный мне, рядом с женщиной, подобной Линнет, в сумме дает только одно.
– Что?
– Несчастье, – решительно произнес Пирс, поставив ногу на пол.
– Совсем необязательно…
– Несчастье для нее. – Пирс глотнул бренди.
Себастьян выдержал паузу.
– Разве это не в твоей власти?
– Я тот, кто я есть. Я не хочу видеть, как она увядает, когда я буду сходить с ума от боли. Или боится меня, как это случилось с моей матерью, если я стану прибегать к лаудануму, чтобы облегчить страдания.
– Проклятие, да ты влюблен в нее, – заметил Себастьян.
На другом конце комнаты Линнет хмыкнула, постучав Пендерса по плечу сложенным веером. Тот чуть ли не ползал у ее ног.
– А кто бы не влюбился? – сказал Пирс.
В комнату вошел Прафрок и быстро направился к ним двоим.
– Санитару в восточном крыле показалось, что пациенту с горячкой, поступившему вчера, стало хуже.
– Пойду посмотрю, – сказал Пирс, поставив свой бокал так, что тот звякнул. – Все равно мне здесь нечего делать.
– Тебе… – начал Себастьян, но Пирс уже направился к двери, стуча тростью. Дверь захлопнулась за ним.
Оказавшись в коридоре, он устало помедлил, глядя на лестницу. Позади него оставался мир изящных женщин и золотистого бренди. Но наверху располагался его настоящий мир. Мир умирающих пациентов, с напряженными лицами и испуганными глазами.
Он стал подниматься по лестнице.
На лестничной площадке его поджидал санитар.
– У больного три дня назад выступила сыпь, – сообщил он. – Через пару дней после появления первых симптомов.
– Каких именно?
Санитар придержал дверь в восточное крыло, пропуская Пирса.
– Началось с онемения шеи и плеч, но поскольку он мельник, то решил, что просто перенапряг мышцы, перетаскивая мешки с мукой. Ночью начался озноб, сменяющийся жаром. За несколько дней он побагровел, по его словам, как вареный рак.
– А сейчас?
– Он ничего не ел со вчерашнего дня, и его несколько раз вырвало после попыток выпить бульон. Его лихорадит, он жалуется на затрудненное дыхание. И у него почернели губы.
– Ад и проклятие! – с чувством выругался Пирс.
И верно, осмотрев больного, он обнаружил, что внутренняя сторона его горла покрыта коричневыми крапинками, а за ушами образовались припухлости.
– Вот черт! С кем он общался? Кто был в палате вместе с ним?
– Доктор Биттс, когда принял его вчера, – сказал санитар. – И я, конечно. – Он выглядел несколько встревоженным, но держался. – Потом пришел его милость и сказал, что его следует перевести в отдельную палату. Доктор Биттс велел мне положить его вместе с больными сыпным тифом.
– Это не сыпной тиф, – сказал Пирс, закрыв за ними дверь. – Это скарлатина. Алая горячка, в самой тяжелой форме. Это означает, что у нас серьезные проблемы. Где остальные двое, поступившие сегодня?
– Дальше по коридору, – отозвался санитар. – Их поместили в одну палату, они сапожники, владеющие одной мастерской, и заболели одновременно.
– Откуда они?
– Из Литтл-Миллоу.
– Около двух миль отсюда.
– Первый пациент из Эйфербига.
– Это в одной миле отсюда. Сапожники не говорили, кто-нибудь из их знакомых заболел?
– Я спрашивал всех троих. Мельник развозил муку в течение двух дней, прежде чем окончательно свалился. Он думал, что у него кашель, который пройдет.
– Развозил муку… видимо, по окрестностям Эйфербига.
Они направились в палату сапожников. У обоих была сыпь, которая шелушилась, и воспаленные язвы в горле. Пять дней назад к ним заезжал мельник, чтобы починить сапоги.
– Чем дальше, тем хуже. Весьма возможно, что это эпидемия, – мрачно произнес Пирс. – Прежде всего нам надо позаботиться о тех в замке. – Он дернул за звонок, затем вышел на лестничную площадку и выставил перед собой руку, остановив дворецкого на полпути.
– Помнишь планы, которые мы составили в прошлом году на случай эпидемии?
Прафрок кивнул.
– Пора приводить их в действие. Пусть все, кто не имеет прямого отношения к заботе о пациентах, покинут замок. Все больные, кроме умирающих, должны отправиться домой – при условии, что у них нет воспаления в горле, онемения членов и других симптомов. Отправьте лакеев по окрестностям, пусть наймут все экипажи, какие только можно, чтобы вывезти их из замка. Остальные пусть разъезжаются сами. Включая моих родителей. И конечно, мисс Тринн.
Глаза Прафрока округлились, и он стал быстро спускаться с лестницы.
При мысли, что он никогда больше не увидит Линнет, Пирс ощутил укол где-то в области сердца.
Но в следующее мгновение он повернулся и двинулся назад, в восточное крыло. Скарлатина – безжалостный убийца, и, похоже, у мельника было время и возможность заразить ею немало людей. Но Пирс был известен тем, что не терял пациентов от воспалений горла, даже больных скарлатиной, и он собирался сражаться с болезнью всеми средствами, имевшимися в его распоряжении. Выступая в «Королевском научном обществе», он утверждал, что ангина не всегда превращается в свою убийственную кузину, и пора доказать это делом.
