— Доченька, я так тебя люблю! — тихо произнес он.
Как же просто было говорить эти слова раньше!..
Ник стоял на веранде, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Напряжение не отпускало его и сейчас. За обедом они молчали, и только оживленное щебетание Энни изредка нарушало тяжелую тишину, повисшую над столом. Ник сразу заметил, что Иззи снова пользуется всеми пальчиками правой руки. Всякий раз, когда он смотрел на Иззи, его охватывало чувство вины, но он не отводил трусливо глаза, когда встречал настороженный взгляд дочери. И это была его маленькая победа над самим собой.
За спиной у Ника открылась и хлопнула, закрываясь, дверь.
Ник медленно обернулся, собравшись с духом, — на веранду вышла Энни. Она стояла рядом с качалкой, которую Ник подарил Кэти, когда родилась дочь. Энни провела пальцами по перекладине перил, и в оранжевом свете лампы сверкнул камень в ее обручальном кольце. Размер бриллианта навел Ника на мысль о том, насколько отличается ее мир от его. Впрочем, он никогда и не забывал об этом. В руках у Энни был небольшой чемоданчик.
— Иззи почистила зубы, она ждет, когда ты придешь поцеловать ее.
Ее голос был тихим и прохладным, как весенний дождь, и он приглушил его тревогу. Энни с опущенными руками стояла так близко к нему. Даже с этой стрижкой морского пехотинца она все равно была прекрасна. На ней был просторный серый свитер и джинсы, но даже они не могли скрыть ее точеную фигуру. Ник отчетливо увидел ее обнаженное тело, увидел, будто это происходило сейчас, как она подняла руки и сняла рубашку, и лунный свет ласкал ее груди…
— Ник? — Она шагнула ближе. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Он вымученно рассмеялся:
— Наверное, так хорошо, как только может чувствовать себя пьяница, который перестал пить.
— Ты справишься. — Энни потянулась к нему, и он подался к ней, чувствуя непреодолимое желание прикоснуться к ней, это было ему нужнее, чем воздух. Но в последнее мгновение Энни отпрянула.
— Я знаю, нелегко начинать сначала…
Ник поймал ее измученный взгляд и подумал: что же ей сделал тот мужчина, который надел на ее палец кольцо с бриллиантом размером с яйцо? Ему хотелось задать наконец ей этот вопрос, но он сдержался — не мог он бесцеремонно бередить ее раны. И он сказал:
— Энни, ты спасла мне жизнь. Я не знаю, как тебя благодарить.
Она улыбнулась:
— Знаешь, я всегда верила, что ты к ней вернешься. Это был не такой уж большой риск. Я же знаю, как сильно ты любишь Иззи.
— Сколько оптимизма! — Ник посмотрел на потемневшее озеро. — Кэти я тоже любил, и смотри, что случилось.
Он облокотился на перила и стал смотреть на лужайку.
— Знаешь, что меня мучает? Мысль, что я никогда по-настоящему не понимал свою жену. А вот теперь я ее понимаю, но, увы, слишком поздно.
Я знаю, каково чувствовать себя беспомощным. Я-то и раньше думал, что знаю, но, оказывается, тогда я лишь скользил по поверхности. Помню, она мне говорила, что больше не чувствует солнечный свет, даже когда стоит на солнце, даже когда оно припекает ее лицо. — Ника удивило, что он способен так легко говорить о своей жене. Он впервые вспоминал саму Кэти, а не ее болезнь, не постепенное разрушение их брака, а его Кэти, девушку с сияющими глазами и большим сердцем, в которую он влюбился.
— Она больше не могла жить в темноте…
Ник повернулся к Энни и увидел, что она плачет. Ему стало неловко, он почувствовал себя человеком, утонувшим в собственной скорби.
— Извини, я не хотел тебя расстраивать.
Энни подняла на него глаза:
— Что ж, тебе повезло…
— Мне?
— Ты любил Кэти… Что бы с ней ни происходило, как бы она себя ни чувствовала, она знала, что ты ее любишь. — Энни понизила голос до шепота. — Немногим довелось встретить такую любовь.
Ник решился на рискованный вопрос. Он шагнул к Энни:
— А ты, Энни? Ты знала такую любовь?
Энни молчала, задумавшись, а потом ответила:
— Нет. Я любила так, но чтобы меня любили… Нет, не думаю.
— Ты заслуживаешь лучшего.
Они кивнула и быстрым движением руки смахнула слезы.
— Все мы заслуживаем, Ник.
Повисло неловкое молчание.
— Энни…
Она повернулась к Нику:
— Да?
— Может быть, ты придешь завтра? Проведешь с нами день?
— С удовольствием, — быстро ответила она и отвела взгляд.
— Спасибо!
Он вложил в свой голос всю еще оставшуюся в нем нежность. Его голос прозвучал почти так же нежно, как поцелуй.
— Пожалуйста, Ники. — Снова возникла неловкая пауза, потом Энни сказала: — Чтобы ты знал: пока тебя не было, Иззи заговорила.
Ник удивленно поднял брови:
— Со мной она не говорила.
Энни дотронулась до его руки в мимолетной ласке.
— Заговорит, дай ей время.
Не в силах встретиться взглядом с Энни, Ник отвернулся. Энни нервно переступила с ноги на ногу.
— Ну, мне пора домой.
— До завтра.
Она кивнула, торопливо прошла мимо него, взмах нула рукой в прощальном жесте, села в «мустанг» и уехала.
Ник смотрел, как удаляются в темноте два красных огонька ее фар, на повороте огоньки скрылись из виду. Он нехотя вернулся в дом и поднялся на второй этаж, перед дверью в комнату Иззи он помедлил, потом постучал.
Детка, ответь, ты же можешь.
Но ответа не было. Он медленно повернул ручку и открыл дверь.
Иззи сидела на кровати, обнимая правой рукой мисс Джемми. На светлом пододеяльнике с белыми кружевами выделялась черная перчатка на ее левой руке. Ник подошел к кровати и сел рядом с дочерью.
Между ними висело молчание. Казалось, каждый удар сердца в тишине дергал за тонкие ниточки, на которых держалась уверенность Ника.
— Я хочу почитать тебе сказку.
Иззи положила куклу, вытащила из-под одеяла книгу и протянула Нику.
— «Там, где живут чудовища». Интересно, как поживает Макс? Он, наверное, превратился в бородавочника.
Иззи издала короткий звук, похожий на отрывистый смех. Ник обнял ее за плечи и притянул ближе. Потом положил на колени раскрытую книгу и начал читать. Он старался читать на разные голоса, как настоящий рассказчик, Иззи это всегда нравилось. И, погружаясь в знакомую сказку, Ник впервые почувствовал, что у него, возможно, есть шанс.
Ему было нелегко. Поначалу он чувствовал себя неуверенно, был раздражительным и боялся, что стоит ему сделать один неверный шаг, и он снова сдастся — окажется на барном табурете в таверне Зоуи. Каждый прожитый день был мучительным испытанием его воли. Он вставал рано, и ему отчаянно хотелось выпить, он выходил из дома колоть дрова, и за этим занятием ему по-прежнему хотелось выпить. Часами работая топором, он потел и спрашивал себя, не станет ли сегодняшний день днем его поражения.
