Майлс отпустил Джуд и, подойдя к внучке, сгреб ее в охапку и закружил.
— А как сегодня поживает моя маленькая Мышка?
Джуд поморщилась. Она не раз просила мужа не называть девочку так, но он отвечал, что это не в его силах: он смотрел на Грейс, а видел Мию, так что прозвище выскакивало само по себе.
Джуд тоже видела в девочке Мию. В том-то и была проблема. Каждый раз, глядя на этого ребенка, она чувствовала, что рана снова открывается.
— У меня все хорошо, деда, — сказала Грейс. — Я нашла наконечник от стрелы на пляже.
— Нет, не нашла, — сказал Зак, закрывая за собой дверь пинком ноги.
— Но могла бы найти, — возразила Грейс.
— Однако не нашла. Стрелу нашел Джейкоб Мур, а ты врезала ему по носу за то, что он не отдал ее тебе.
— Джейкоб Мур? — переспросил Майлс, глядя на внучку сквозь очки без оправы, которые он теперь носил. — Это не тот ли паренек, что похож на снежного человека?
Грейс захихикала и прикрыла рот ладошкой, кивая.
— Ему уже семь, — торжественно прошептала она, — а он все еще ходит в детский сад.
— Не поощряй ее, па, — сказал Зак, швыряя ключи на столик у двери. — Она уже сейчас рассматривает бои без правил как свою единственную возможную карьеру. — Он повесил рюкзак, задержавшись на секунду у зеленого свитера, по-прежнему висевшего на вешалке. Его пальцы коснулись рукава. Он всегда так делал — дотрагивался до свитера, как до талисмана, каждый раз, входя в дом. Потом Зак повернулся и ушел в гостиную.
Джуд настолько отстранилась от собственной жизни, что родного сына рассматривала издалека, даже когда он был рядом. Его светлые волосы снова отросли — длинные, спутанные, неухоженные. Подбородок покрывала неровная щетина — волосы были не везде из-за ожогов; рубашка надета наизнанку, и, скорее всего, он так и проходил, ничего не заметив, весь день; а когда он снял кроссовки, то носки на нем оказались от разных пар. Но хуже всего было то, что глаза его были потухшими. Он, конечно, вчерашнюю ночь просидел за учебниками, а утром все равно встал пораньше, чтобы приготовить Грейс завтрак. Однажды он просто свалится и уже не встанет.
— Пива хочешь? — спросил Майлс у сына, целуя розовую щечку Грейс.
— Мне не разрешают пить пиво, — весело сказала девочка.
— Очень смешно, юная дама. Я вообще-то спрашивал твоего отца.
— Конечно, — ответил Зак.
Джуд достала из холодильника два пива, а себе налила белого вина; потом она последовала за своими мужчинами во внутренний дворик.
Она опустилась в шезлонг возле жаровни. Майлс сидел слева от нее, а Зак устроился в кресле, положив ноги на низкий садовый столик. Грейс пристроилась в одиночестве на краю газона, где принялась разговаривать со своей рукой.
— Я вижу, она по-прежнему общается с воображаемой подругой, — сказал Майлс.
— У всех детей есть выдуманные друзья, — сказал Зак. — А Грейс завела себе невидимую подругу с другой планеты — принцессу, заточенную в кувшин. И это еще не самая большая из наших проблем. — Он сделал глоток пива и отставил бутылку. — Воспитательница говорит, что Грейс не умеет дружить. Она лжет на каждом шагу, а еще… она начала спрашивать о своей матери. Она хочет знать, почему та не живет с нами и где сейчас находится.
Джуд выпрямилась в шезлонге.
— Она нуждается в нашем внимании, — сказал Майлс.
— Наверное, мне следует сделать перерыв в учебе, — сказал Зак, и сразу стало ясно по его решительному тону, что он давно обдумывал этот шаг. — Третий год будет самым сложным, а я, если честно, уже сейчас справляюсь с трудом. Каждую свободную минуту я с Грейс. А когда я с ней, то усталость берет свое, и толку от меня никакого. Знаете, что она мне сказала вчера вечером? «Папа, я обойдусь, если ты так устал, что не можешь приготовить ужин». — Он запустил пятерню в волосы. — Боже мой, ей ведь всего пять лет, а она беспокоится обо мне.
— А тебе двадцать четыре, — сказал Майлс. — И ты чертовски много работаешь, Зак. Мы гордимся тобой, правда, Джуд? Ты не можешь бросить сейчас учебу, до конца осталось совсем немного.
— Завтра вечером у меня занятия. Если я не пойду, то провалю выпускной. Я знаю.
— Я заберу девочку и покормлю, — сказала Джуд, поняв, что этого от нее и ждут. — А ты занимайся столько, сколько нужно.
Зак взглянул на мать.
Он не доверял ей, когда речь шла о дочери. Еще бы! Он до сих пор не забыл те первые дни, когда Джуд пыталась стать хорошей бабушкой, но у нее ничего не получалось. Горе тогда было острым как нож, оно вонзалось в нее в самое неподходящее время и чуть ли не добивало. Из-за этого Джуд частенько просыпала и забывала забрать Грейс. Однажды — вопиющий случай — Майлс вернулся домой вечером и нашел плачущую Грейс, лежащую в спальне Мии в грязном подгузнике, а Джуд тем временем свернулась калачиком в своей кровати и рыдала, глядя на фотографию дочери.
И Майлс и Зак знали, что для Джуд мучительно даже смотреть на Грейс. Грейс каждую минуту напоминала Джуд о ее потере, поэтому она и держалась от внучки подальше. Джуд стыдилась этой слабости, но справиться с ней не могла. Она пыталась и за последние два года кое в чем преуспела. Регулярно забирала Грейс из детского сада и с продленки. Только в самые тяжелые дни, когда Джуд вновь погружалась в серый мир, она забиралась в свою постель и забывала обо всем и обо всех вокруг себя, в том числе и о внучке.
— Мне теперь лучше, — сказала она сыну. — Можешь мне доверять.
— Завтра у нас…
— Я знаю, какой день завтра, — оборвала его Джуд, прежде чем он успел сказать то, что все знали: завтра будет нелегкий день для всех них. — Но на этот раз ты можешь мне доверять.
* * *
Должен был идти дождь. И пейзажу за окном полагалось быть зловещим и мрачным, с набухшими черными небесами и засохшими листьями в паутине, скользящими по грязным тротуарам, и воронами, сидящими на телефонных проводах. Что-то вроде сцены из «Противостояния».
[15]
Но этот день шестилетия со дня смерти дочери был ярким и солнечным, с тем ясным голубым небом, что делало Сиэтл одним из красивейших городов мира. Залив сиял, гора Рейнир с белоснежной вершиной величественно возвышалась на горизонте.
А Джуд замерзала. Мимо нее по рыночной площади сновали толпы туристов, одетых в шорты и футболки, с камерами и едой на вынос, которую они поглощали с шампуров или вылавливали из промасленных бумажных кульков. Длинноволосые музыканты обосновались на углу главной улицы с аккордеонами, гитарами и барабанами-бонго. Один из них даже дубасил по клавишам пианино.
Джуд плотнее обернула шею тяжелым кашемировым шарфом и поправила сумочку на плече. Травяной газон у рынка оккупировали бездомные, на них глядел гигантский тотемный шест.
