– Степа, ты чего отмораживаешься? Давай гляди…
Степанида пробегала глазами ряды имен, фамилий, дат.
– Нашла! – вскрикнула Алка. – Гляди, Степа, я
нашла!
Степанида подняла глаза и увидела мраморную плитку,
прикрывающую стандартную бетонную нишу. На плитке было выведено золотыми
буквами:
Рудин
Вячеслав Михайлович
1950 – 1994.
– А про нее не написано, – удивилась Степанида.
– Не успели еще, времени-то всего ничего прошло.
– Алка, откуда ты так во всем этом разбираешься?
– Ну, у нас бабушка с дедушкой померли, еще тетя Зина…
– Понятно. Слушай, а куда ж тут цветы-то девать?
– А вон полочка, на нее и положим. Только попозже. И
вообще, давай отойдем отсюда, поглядим, кто придет, а уж потом присоединимся!
Они и впрямь отошли в сторонку, но вскоре увидели двух
женщин с цветами в руках, медленно бредущих по дорожке.
– Ой, это наши! – тихонько воскликнула Алка.
– С чего ты взяла?
– Не знаю, чувствую!
Она схватила Степаниду за рукав и поволокла вслед за женщинами.
Те их не заметили.
– Жалко ее до смерти, такая хорошая баба была… Но
несчастливая, что ж поделать… Мужа потеряла, а теперь и сама…
– Ничего себе сама! Убили в темном подъезде… А
сестрица, тоже стерва хорошая, даже девять дней дома справить отказалась…
Алка толкнула Степаниду локтем. Мол, что я говорила!
– А она как будто что-то чувствовала, Ниночка… Такая
подавленная в последнее время была…
– Да не скажи… Она как ушла из «Юлии», так сразу
повеселела. Ей на Покровке нравилось, там, говорила, люди приятные…
– Да, вроде так… Но скажи, что ей так в этой «Юлии» не
жилось? Шикарный салон, и платили там лучше.
– Что-то она с хозяйкой не поладила. Не любила она
рассказывать, ты же ее знаешь…
– Да, она скрытная была. Ой, холодно нынче, и цветы
сразу замерзнут. Ну скажи мне, разве ж по-людски это – не отметить хотя бы
девять дней?
– Знаешь, это кто как чувствует! Невмоготу, может,
Ленке глядеть, как поминки в праздник превращаются. Люди нажрутся и уж
забывают, зачем вообще собрались…
– Это верно, – вздохнула женщина. – Да, вот
так живешь-живешь…
К женщинам присоединились еще две, молодая и совсем старуха.
В течение пяти минут собралась уже порядочная толпа, человек пятнадцать.
Девочки поодиночке затесались в эту толпу, жадно прислушиваясь к разговорам, но
ничего, что могло бы их заинтересовать, так и не услышали. Потом к толпе
решительным шагом приблизилась высокая хмурая женщина лет тридцати.
– Лена!
Девочки поняли, что это и есть сестра покойной.
Все обступили ее.
– Дорогие мои, – начала она, – прошу вас
простить меня за то, что собрала вас здесь, а не дома… Но постарайтесь меня
понять… Я еще не в силах говорить об этом спокойно… А вот на сороковины прошу
всех пожаловать ко мне… Ну что еще сказать? Все мы скорбим… Нина была настоящим
человеком и потому… потому… нам всем будет не хватать ее. Прошу вас, не надо
никаких речей… Просто помолчим немного вместе. И положим цветы… Она так любила
цветы…
Степанида чувствовала себя ужасно. Приперлись сюда, как бы
примазались к чужому горю, а толку никакого…
– Степка, ты поняла? – прошептала ей на ухо Алка.
– Что?
– Ты поняла, о чем сестра говорила? Она же ясно
сказала: она умерла, потому что была настоящим человеком! Значит, она что-то
знает! И не верит в случайное убийство!
– А ты это не придумала? – встрепенулась
Степанида.
– Что я придумала? Разве ты сама не слышала? Ой, ты
смотри, Алена!
Действительно, к ним быстрым шагом приближалась Алена,
администраторша из салона «Юлия». Лицо у нее было заплаканное, а в руках были
цветы. Она, конечно, девочек не узнала. Быстро положила цветы и остановилась в
некоторой растерянности. Очевидно, никого тут не знала.
Алка решительно шагнула к ней.
– Здравствуйте!
Алена удивленно на нее посмотрела.
– Вы меня не узнаете?
– Нет. Разве мы… Хотя постой, ты вроде к нам в салон
приходила, да?
– Да.
– У твоей сестры, кажется, какие-то проблемы с кожей,
верно?
– Верно.
– А как ты сюда попала? Ты разве знала Нину?
– Знала, да, – потупилась Алка.
– И это она тебе посоветовала прийти в нам в салон?
– Нет, наоборот. Она говорила, чтобы ни в коем случае
не ходила, – неожиданно заявила Алка.
Степанида с интересом прислушалась.
– Но тогда почему же ты пришла?
– Мне интересно было, почему она так говорит…
– Ей не нравилось у нас почему-то… И с хозяйкой
отношения не сложились… – вздохнула Алена. – А вообще-то салон у нас
первоклассный!
– А я вот еще слыхала, что какой-то девочке стало
гораздо хуже…
– В начале лечения такое бывает… Скажи, а где ее
сестра? Я хотела бы сказать ей несколько слов…
– Вон та, высокая… – показала Алка.
Алена подошла к Лене и что-то ей сказала. И вдруг Лена
смертельно побледнела, казалось, вот-вот упадет в обморок, пошатнулась и
каким-то странным высоким голосом проговорила:
– Убирайтесь отсюда! Как вы посмели сюда прийти? Да
если бы не ваш проклятый салон…
Алена отшатнулась.
– Господи, что вы говорите…
– Я очень хорошо знаю, что говорю! Вон!
– Леночка, что с тобой? Лена, опомнись, это
грех! – заверещали женщины.
А Алена, тоже бледная, как полотно, повернулась и на негнущихся
ногах пошла прочь, повесив голову. Алка бросилась за ней.
– Алена, подождите!
– За что? Господи, за что? Мы же с Ниной всегда были в
самых лучших отношениях… Я любила ее… Я ничего не понимаю… Смерть Нины для меня
была настоящим ударом…
Она буквально рухнула на скамейку, а Алка присела рядом с
ней, пытаясь ее утешить. Степанида же осталась поближе к Лене, та понемногу
приходила в себя. Но Степанида чувствовала, что все окружающие ее не одобряют и
мало-помалу начинают расходиться. Вскоре она осталась одна. Степаниде было
ужасно ее жалко. Она подошла к ней и тихо спросила:
– Извините, я могу вам чем-то помочь? Может, проводить
вас?
