Хотели бы они вас с Матильдой укокошить, неужто стали бы так
глупо действовать? Да от вас бы давно мокрого места не осталось, от обеих… Так
что, девчонки, спите спокойно…
В его словах была логика. И мне сразу стало легче.
Но ненамного.
– Ты мне не веришь? И это можно понять, вы здорово
испугались. Давай вот что сделаем, поедем сейчас к театру и при свете дня
поглядим, как там у них обстоят дела с сосульками.
– Да ладно, не стоит…
– Почему? Проверить никогда не мешает! И потом все
равно делать нечего, а… А расставаться неохота, – признался Валерка.
– И мне тоже, – улыбнулась я, растроганная его
словами.
– Ну, где это было? У служебного входа или у
центрального? – осведомился Валерка деловым тоном, как только мы оказались
на месте.
– У служебного, конечно.
Служебный вход был с переулка, а центральный с одной из
оживленных улиц московского центра. Мы сразу направились к служебному. Валерка
встал на противоположной стороне и посмотрел наверх.
– Черт побери, – проговорил он, пристально
вглядываясь в крышу. – А ведь и вправду не похоже, чтобы тут висела
одинокая здоровенная сосулька! Смотри, крыша совсем чистая! Ночью не таяло…
Какие-нибудь следы должны были бы остаться… Очень странно. Просто очень… Но с
другой стороны, такой метод убийства мог выбрать только полный идиот! Кретин!
Дебил!
– Слушай, Валер, а зачем полному идиоту, кретину и
дебилу убивать кого-то из нас, а? Между прочим, среди тех, кого мы разоблачили,
дебилов не было.
– Это точно. А впрочем, природа в наше время да еще в
таком городе, как Москва, может любые шутки шутить, даже оставить одинокую
сосульку на крыше модного театра. Такое объяснение, по-моему, ближе к истине,
чем покушение на Мотьку…
– Валер, пошли посидим вон в том кафе, я приглашаю!
– Пошли, – легко согласился Валерка. – А то я
чего-то замерз.
Кафе было новое, симпатичное, на пять столиков.
Там аппетитно пахло свежими булочками и кофе. Мы повесили
куртки на круглую стоячую вешалку и сели в глубине, подальше от двери. Кроме
нас, в кафе никого не было. Мы пили кофе со сливками, ели чудесные булочки и
болтали. Я рассказывала про Париж, про деда, которого Валерка обожал, ведь он
был младшим сыном дедушкиного друга, знаменитого врача офтальмолога Уварова. А
он рассказывал о своих родителях, о брате и его жене, одним словом, мы с
наслаждением трепались. Никуда не спеша, ни за кем не гоняясь. Но вот в кафе
появился народ – за соседним столиком теперь сидели две девицы, а за столиком у
окна – немолодой мужчина.
Девицы были модно одетые, хорошенькие и трещали без умолку.
– Я сейчас приду! – сказал Валерка, поднимаясь
из-за стола, и направился за бархатную портьеру, где, очевидно, помещался
туалет.
В ожидании его я невольно прислушалась к разговору девушек.
– Я сегодня вечером хочу на нее посмотреть, говорят это
что-то! Я предпочитаю бывать на репетициях, видеть, так сказать, процесс. А то,
что видишь на премьере.. Нет, это совсем другое. Там все волнуются, переживают,
кто-то к премьере еще не разыгрался, а на репетиции – все сразу ясно!
– Но говорят, Меркулов никого не пускает!
– Ничего, мне Коноплева обещала, что проведет!
Я ей мозги запудрила, мол, жажду посмотреть на нее в
процессе… Разумеется, про эту Матильду я ни словом не обмолвилась, прикинулась
коноплевской давней поклонницей.
– Но она же и вправду отличная актриса!
– А кто спорит? Но только ее все уже знают как облупленную,
а тут новое дарование…
Я замерла, так мне было интересно послушать, что говорят о
Мотьке. Бойкая девица явно была журналисткой, пишущей о театре.
– Мне тоже очень хочется на нее поглядеть, –
нерешительно начала вторая.
– Пошли со мной! Я скажу, что ты мой фотограф! Ты
снимать-то умеешь?
– Еще бы! Здорово, ты настоящий друг, Ариша!
– Да ладно, подумаешь, большое дело!
– А Коноплева про эту Матильду что-нибудь сама
говорила?
– Говорила, но как-то… Сказала, что девочка,
несомненно, талантливая, но еще ничего не умеет!
– Наверно, так и есть. Пятнадцать лет девчонке всего!
– А, по-моему, она очень недовольна…
– Чем?
– Тем что вокруг столько шуму, но не из-за нее, а из-за
какой-то пигалицы! Тем более поначалу эту роль должна была играть Додонова, но,
когда Меркулов эту Матильду увидал, он встал на уши и отказал Додоновой!
Она была просто в ярости…
– Да? А этого я не знала. Он храбрый человек, Меркулов!
Если девочка провалится…
– Если девочка провалится, ничего страшного не
произойдет, ее просто заменит Додонова и будет торжествовать… А вот если
девочка справится и добьется успеха…
– Тогда что?
– Тогда уж Додонова постарается организовать разгромные
рецензии, это как пить дать!
– А откуда у нее на это бабки? За разгромные рецензии
надо еще платить…
– Да нет, скорее платить надо за хвалебные, –
усмехнулась Ариша, – а потом у Додоновой муж – богатенький Буратино, для
нее это не проблема…
Тут вернулся Валерка, но я сделала ему знак молчать. Он
кивнул понимающе и тоже навострил уши. Но разговор почти сразу перешел на
какие-то неинтересные нам темы.
– В чем дело? – одними губами спросил Валерка и
вытащил из кармана блокнотик и ручку.
Я написала: "Они говорили о Матильде и ее дебюте.
Потом расскажу!"
Между тем к девушкам подсел высокий молодой человек, тоже с
виду типичный газетчик, и они заговорили о новом спектакле Театра имени
Маяковского.
– Ну? Что такое? – шепнул Валерка.
Я тихонько передала ему разговор.
– Ух ты! Матрена еще не сыграла ничего, а слава впереди
нее бежит!
– А ты знаешь, как она играет? Обалдеть! Я вчера была
просто в шоке!
– Что, здорово?
– Не то слово! Понимаешь, у нее каждая жилочка играет…
– Это все, конечно, интересно, но, боюсь, к нашему делу
никакого отношения не имеет.
– У нас и дела-то нет, если честно, – заметила я.
Валерка задумался.
– А ты знаешь эту Додонову? – вдруг спросил он.
– Слышала вроде… Но не уверена. Фамилия просто
знакомая. Но я могу спросить у мамы.
– И даже не знаешь, в каком театре она играет?
– Нет! А зачем тебе она?
