Я вскрыла первый конверт: тысяча долларов стодолларовыми
купюрами. Я очень удивилась, то есть удивляться тут было нечему, но, выходит, я
ошиблась и девчонка просто прятала здесь свои сбережения. Содержимое второго
конверта вызвало у меня зубовный скрежет. Знакомый почерк: “Аллочка, котеночек,
жду тебя с нетерпением. Твои бриллианты ждут тебя вместе со мной”. Подпись:
“Игорек”.
– Козел ты старый, – прокомментировала я, –
еще бы расписался и девкину фамилию заодно поставил.
Записок было шесть штук, из чего я заключила, что страсть
Деда к погибшей Алле была бурной и длилась довольно долго. На всякий случай я
еще немного порылась в чужих вещах, но без всякого толку. Я сунула конверт с
записками в карман, подумала и прихватила второй конверт, затем носовым платком
протерла ручки шкафа и тумбочки, скорее из принципа, нежели из опасений, и
удалилась.
Охранник стоял столбом возле двери.
– Менты уже здесь? – спросила я.
– Нет, кажется, – ответил он испуганно.
– Ну, значит, сейчас появятся. Само собой, ты меня
здесь не видел.
Я бегом спустилась по лестнице. Внизу страсти понемногу
утихали. Дамы клацали зубами и жались к кавалерам, кавалеры обнимали дам,
сурово взирая на мир. Волков принял на себя обязанности командира и выглядел
злым как черт.
– Ну что там? – прорычал он мне, правда негромко,
стараясь не привлекать к нашему разговору внимание общественности.
– Там полный порядок. А что здесь?
– Уйди с глаз моих, без тебя тошно.
– Меня же не выпустят, – широко улыбнулась я, что
Волкову, само собой, не понравилось. – Откуда бросили нож, как думаешь? –
оглядываясь, спросила я.
– Вон из того коридора. Кто-то стоял за портьерой.
Черт, я, когда мимо проходил, ведь почувствовал, кто-то там стоит, нет бы
голову повернуть…
– А куда ты шел?
– В туалет, – буркнул он.
– Значит, убийца стоял за портьерой? Расстояние
приличное. Парень профессионал… По крайней мере, ножичком балуется часто. И
хорошо знаком с местным репертуаром.
– А это еще почему?
– Потому что, друг мой Волков, расстояние действительно
приличное, девица вертелась как заведенная, а ведь надо не просто попасть в
цель, надо, чтоб девонька скончалась, словечка не вымолвив. Он выбрал момент,
когда она замрет спиной к гражданам, представляя собой отличную, то есть
неподвижную, мишень.
– Возможно, – кивнул Волков, взглянув на меня с
большей приязнью.
Тут двери распахнулись настежь, и в зале появились стражи
порядка. Подмигнув Волкову, я удалилась в тень, в том смысле, что предпочла
устроиться на стуле в уголочке, дабы не мешать людям выполнять свои
обязанности. Ничего интересного я от их появления не ждала: наверняка никто
ничего не видел и не слышал. Примерно так и вышло. Одна дама заметила Волкова,
когда он выходил в туалет, но не заметила, как вернулся, остальные вообще
таращились на сцену, что вполне естественно. Мне тоже задали вопросы, и я ничем
не порадовала следователей. Протомилась на своем стуле до самого рассвета,
после чего последовало разрешение отправиться по домам.
* * *
Дома я бросила конверт на диван, доллары меня в настоящий
момент не интересовали, а вот записки я прочитала. В общем, ничего особенного,
убивать за это глупо. Моральный облик народного избранника явно прихрамывает
(кое-какие слова и выражения могли шокировать престарелых избирательниц, но
подросткам наверняка бы понравились). Впрочем, Дед у нас вдовец и мог себе
позволить…
Правда, упоминались дорогие подарки (а Дед у нас известный
бессребреник, в одном костюме третий год ходит, в основном перед журналистами),
конкуренты радостно завизжат: вот куда уходят деньги стариков и сирот: на
продажных девок. И все же не верилось мне, что девчонок убили из-за записок.
Припугнули бы, денег дали… Вот, кстати, и деньги. Тысяча баксов – приличная
сумма за подростковые сочинения Деда, больше я бы из принципа не дала.
Я услышала, как подъехала машина, и подошла к окну. Волков
поднял голову, мы встретились взглядами, и я послала ему воздушный поцелуй, а
он с досадой плюнул. Я пошла открывать дверь и, когда он вновь предстал моим
очам, шепнула:
– Как я рада, милый.
– Надо требовать прибавки, – хмыкнул он, – за
то, что приходится видеться с тобой так часто.
– Я могу снабжать тебя молоком за вредность. Идет?
– Лучше коньяка налей, – буркнул он, усаживаясь на
диван, посмотрел на конверты и вновь принялся бурчать:
– Деньгами не разбрасываются… А это что?
– Взгляни, – кивнула я, устраиваясь рядом с
коньяком и рюмками.
– Это лежало в ее комнате? – спросил Волков. Было
заметно, что валять дурака ему расхотелось.
– Конечно. Где еще я могла бы это раздобыть?
– Ты уже звонила Деду?
– С какой стати поднимать его среди ночи?
– Послушай… – опять разозлился Волков, но я его
перебила:
– Дед сказал: найти убийцу. Давай найдем его.
– Его машина возле дома убитой той ночью, а теперь еще
эти записки… Ты же понимаешь…
– Мы должны найти убийцу. Только по этой причине я тебе
и демонстрирую свои находки. И рассчитываю на взаимность, то есть на ответную
откровенность.
– Не зря у меня с прошлой ночи зубы ноют, –
пожаловался он.
– Ага. Предчувствия тебя не обманули…
– Ладно, давай прикинем, что мы имеем. – Волков
выпил, поставил рюмку на стол и повернулся ко мне. – Девка крутит любовь
со всеми нашими шишками.
– Причем одна такая шишка из конкурирующей фирмы.
– Дед писал эти записочки, а девка их
коллекционировала, смекнув, что на них можно заработать. Так?
– Допустим.
– Она прячет их у подруги и приступает к военным
действиям. Однако вместо денег получает чулок на шею…
– И в ту же ночь возле ее дома видят машину Деда.
Логично предположить, что у них была назначена встреча.
– Логично. Девчонка скончалась, и тогда ее подруга
решает подзаработать на этих записках.
– Это если она дура стоеросовая, а Инесса производила
впечатление умудренной опытом гражданки.
– Тогда что произошло, по-твоему?
