– К девочке, – развалясь на заднем сиденье, кивнул
он. – Двадцать третья школа это где-то рядом?
– В двух кварталах, – ответила я, стараясь не
особо удивляться. Выходит, Саша в нашем городе неплохо ориентируется.
Свернула на светофоре и вскоре выехала к двадцать третьей
школе, сразу за зданием школы высилась новая многоэтажка, оштукатуренная и
покрашенная в розовый цвет.
– Кажется, здесь, – сообщила я. Я свернула во двор
и притормозила возле первого подъезда. Две девчушки, лет девяти, играли в
скакалки. – Тереховы где живут? – приоткрыв окно, спросила я.
– А мы таких не знаем, – переглянувшись, ответили
девчушки.
– А Мальвину знаете? – не отступала я.
– Мальвину? Знаем. Она в пятом подъезде живет, на
первом этаже.
Я подарила им улыбку и проехала дальше.
– Как думаешь, менты здесь уже побывали?
– Вряд ли. Ты идешь? – спросила я, извлекая из
сумки липовое удостоверение, то есть липой было то, что я где-то там якобы
служу закону. Пользоваться этим удостоверением я не любила, но иногда
приходилось. Лукьянов секунду размышлял, потом покинул машину.
Мы вошли в подъезд, и я позвонила в ближайшую квартиру.
Открыла женщина лет сорока, в ситцевом халате, с красными от стирки руками.
– Простите, Тереховы где живут? – спросила я.
Женщина испугалась, нервно вытерла руки о подол халата, тревожно переводя
взгляд с меня на Лукьянова.
– Я Терехова. А что случилось?
– Мы бы хотели поговорить с вашей дочерью. – Я
предъявила ей удостоверение, но она на него даже не взглянула, вздохнула и
предложила:
– Заходите.
Мы прошли в узкую прихожую, где троим было тесно, женщина
выглянула на лестничную клетку и торопливо захлопнула дверь.
– Проходите на кухню, нет, лучше в комнату, а то на
кухне белье на плите…
Мы оказались в стандартной гостиной со стандартной мебелью.
Палас на полу, ковер на стене, хрустальная ваза на журнальном столике, цветы в
кашпо на широком подоконнике.
– Садитесь, пожалуйста, – предложила женщина и
сама присела на краешек кресла, поправила волосы, косясь на Лукьянова, и
вздохнула с сожалением. Положительно, он пользовался успехом у дам всех
возрастов.
Я взглянула на него с интересом: неужто она поверила, что он
мент? Костюм никуда не годится, в том смысле, что чересчур хорош, да и общий вид..,
самодовольство так и прет. Даже для мента это чересчур. Лукьянов, почувствовав,
что я его разглядываю, повернулся, а я поспешно отвела взгляд, злясь на себя за
это.
– Чего она опять натворила? – собравшись с силами,
спросила женщина.
– Как ваше имя-отчество? – поинтересовалась я.
– Татьяна Ивановна, – поспешно ответила она.
– Татьяна Ивановна, вы знаете, где сейчас Марина?
– Нет, – покачала она головой. – Наверное, у
своего парня. Или у кого-нибудь из подруг. А что случилось? – опять
спросила она, приподнимаясь в кресле, разом став похожей на испуганную птицу.
– Вы хорошо знаете ее друзей? Она вздохнула, разгладила
халат на коленях и покачала головой:
– Она мне ничего не рассказывает. Не сложились у нас
отношения.
– У вашей дочери могут возникнуть серьезные
проблемы, – вмешался Лукьянов. – Убили ее приятеля. Ограбили
квартиру. Если вы знаете, где Марина…
– Я не знаю, – почти крикнула женщина. –
Убили, говорите? Кого?
– Игоря Нефедова, – ответила я.
– Гарика?
– Гарика.
– Да, он звонил несколько раз, но я его даже не видела.
Вы поймите, у нее сейчас такой возраст, с ней очень трудно… А у меня еще дочь,
от второго брака. С моим мужем у нее отношения не сложились, да и с сестрой
тоже. Я на работе, дача, столько дел, а ей полы лень помыть в квартире. Учиться
бросила, нигде не работает. На отчима злится, а живет на его деньги. Папаша ни
копейки не дает. Хамит, разговаривать по-человечески вообще не умеет. Когда она
дома, одни скандалы. Невозможно все это вынести. И на Маечку плохо влияет… Я
должна думать о дочери, то есть я хотела сказать.., ей уже восемнадцать, и она
сама за себя отвечает.
– Значит, где она, вы не знаете? – спросил Саша.
– Нет. Поищите в клубе, “Регтайм”, кажется… Там ее
дружки сшиваются.
– Давно ее нет дома?
– С четверга. В четверг вечером скандал устроила из-за
юбки. Я купила юбку, а она ее надела и посадила пятно. Естественно, я сделала
ей замечание, и она… Вы бы послушали, что она тут кричала, сказала, что всех
нас ненавидит. Не знаю, как получилось, я ее ударила. Она толкнула меня и
убежала, крикнула, что больше нас видеть не желает. Не знаю, что с ней
делать, – подвела она итог и тяжело вздохнула.
– И с четверга она дома не появлялась?
– Нет.
– И не звонила?
– Нет. Ей несколько раз звонили. И мальчик приходил…
Рома.
– Ее приятель?
– Да.., вроде бы. Разве у них поймешь? Они с Ромой в
одной школе учились, дружили. Потом Марина поступила в колледж, а он в десятый
класс пошел. Видеться стали реже. По крайней мере, к нам он редко заходил. Я
Марину спрашивала, а она мне – надоел. Это вполне в ее духе. А мальчик хороший,
вежливый, учился прилично. А ее вечно тянет на какую-то шпану. И вот
пожалуйста…
– Вы ее в эти дни искать не пытались?
– Нет, – покачала головой женщина. – Есть
вещи, которые… Вы бы посмотрели, что здесь творилось в четверг. Я живой человек
и имею право на.., хотя бы на то, чтобы жить спокойно. Ей восемнадцать лет, и,
если ей с нами плохо, пусть уходит. Никто ее здесь не держит. Вот так. И
расплачиваться за нее я не собираюсь.
– Не думаю, что вопрос стоит именно так, –
поспешила я ее успокоить. – Совершено убийство, мы проверяем всех, кто
общался с Гариком. Как вы думаете, к кому могла пойти Марина? Ведь прошло
довольно много времени.
– Не знаю. Родственники у нас есть, но она к ним не
пойдет, да и они бы уже позвонили. Может, подруги?
– Вы их знаете?
