– Одну, Лену. В нашем доме живет, но она с родителями
сейчас у бабушки в Красноярске. У Марины характер трудный, она ни с кем подолгу
не дружила. Не успеешь имя запомнить, а они уже враги, – точно
оправдываясь, сказала женщина. – Спросите в “Регтайме”, еще в бильярдной в
парке Гагарина. Они обычно там, насколько я знаю.
– У Марины есть записная книжка?
– Под телефоном какие-то бумаги. Сейчас принесу. –
Она вышла в прихожую и вскоре вернулась с разноцветными листочками. Имя Рома
было обведено кружком, и рядом номер телефона, мобильного.
– Уже кое-что, – пробормотала я и просмотрела
остальные бумаги. – Спасибо, – сказала я, возвращая листки.
– Вы будете ее искать? – неуверенно спросила
женщина.
– Нам хотелось бы с ней поговорить.
– Думаете, она замешана?
– Я же вам объяснила, идет следствие, проверяют всех
знакомых Гарика… Кстати, Татьяна Ивановна, у вашей дочери не было вот таких
клипс? – Я извлекла из кармана безделушку, напоминающую миниатюрную
шахматную доску, и протянула ее женщине. Она могла бы и не отвечать, и так все
ясно: клипса Маринина, потому что Татьяна Ивановна побледнела и даже
шарахнулась от меня, прижав руку к груди.
– Это.., это там, да? Нашли? Значит, она… Господи…
– Ничего не значит, – попробовала я ее успокоить, –
я же говорю, идет следствие… Татьяна Ивановна, если Марина появится, позвоните
мне, пожалуйста, вот номер телефона. Надеюсь, вам не надо объяснять, как это
важно.., для вашей дочери, естественно. Вы взрослый человек и в отличие от нее
должны понимать: если прятаться от следствия, эффект получается обратный. Ее
найдут, но последствия могут быть самые…
– Да-да, я.., я обязательно… Только бы она появилась. Я
позвоню.
– Спасибо вам, – кивнула я. Лукьянов поднялся, и
мы покинули квартиру. – Похоже, маме не до старшей дочурки.
– Думаешь, она и в самом деле не знает, где ее дочь?
– Ты в восемнадцать лет часто с мамой по душам
разговаривал?
– У меня не было мамы. И папы тоже. Была бабушка
парализованная, и в восемнадцать лет я не в кабаке торчал, а под пулями.
– Извини, я не в курсе твоего героического
прошлого, – пожала я плечами и достала сотовый из сумки, набрала номер и,
когда мне ответили, попросила:
– Валера, пробей номерок. Телекомовский, да.., хорошо.
Через некоторое время будем знать точный адрес, – сказала я, – а пока
предлагаю поужинать.
Лукьянов ничего не ответил, и я приняла это за согласие.
Ужинали мы в кафе в квартале от школы. Позвонил Валера, один из людей Лялина, и
сообщил точный адрес Пастухова Романа Олеговича.
– Порядок, – кивнула я. Лукьянов позвал
официантку, достал бумажник с намерением расплатиться, а я сказала:
– Ты у нас в гостях, плачу я… – А он разозлился.
Официантка отошла. Он сурово взглянул на мою улыбающуюся физиономию и вроде бы
собрался что-то произнести, но сдержался. – Я потом предоставлю счет Деду,
так что мой кошелек не пострадает.
– Я не привык, чтобы за меня бабы
расплачивались, – буркнул он, с намерением отвязаться от меня.
– Так ты видишь во мне существо противоположного пола?
Это для меня новость.
– Послушай, – начал он, внимательно посмотрел на
меня и заявил:
– Нас ждут дела.
– Конечно, – не стала я спорить.
* * *
Район с названием Пасека (должно быть, когда-то она здесь
была) всегда производил на меня унылое впечатление. Вот и сейчас вереница
одинаковых домов с застекленными балконами и площадками для машин вызывала
ассоциацию с кукольным городом, ненастоящим и оттого нелепым.
– Где Верхняя Запрудная? – спросил Лукьянов.
– Понятия не имею.
Я остановила машину и немного пообщалась с прохожими. В
течение пятнадцати минут общаться пришлось еще дважды, в хитросплетении здешних
улиц сам черт бы не разобрался. Но в конце концов мы эту улицу нашли. Дом
подковой в двенадцать этажей порадовал нужной табличкой на фасаде, и я
притормозила на стоянке для машин в нескольких метрах от первого подъезда.
– Пойдем? – спросила я. Лукьянов кивнул, и мы
отправились к Пастухову, не надеясь застать его дома.
Женщине тоже было лет сорок, но, в отличие от Татьяны
Ивановны, она выглядела не то чтобы моложе, а как-то значительнее. Красивая
женщина, в аккуратном домашнем платье, стильная стрижка и умелый макияж. На нас
она смотрела с удивлением, а мое удостоверение изучала очень внимательно.
– Проходите, – сказала она наконец, и, хоть
силилась выглядеть спокойно, чувствовалось, что здорово напугана.
Гостиная мало чем отличалась от предыдущей, правда,
выглядела чуть богаче. Женщина, звали ее Ольга Николаевна, предложила нам
сесть, а сама отошла к окну.
– Что он натворил? – спросила она встревоженно.
– Пытаемся выяснить, – улыбнулась я, – Вы
своего сына когда в последний раз видели? – спросил Лукьянов.
– Сегодня, – нахмурилась она. – А что?
– Дома ночевал?
– Конечно.
– Он всегда ночует дома?
– Разумеется, что за глупые вопросы? – отрезала
она, а я опять улыбнулась.
– Не такие уж и глупые. Парню семнадцать лет, в этом
возрасте обычно влюбляются и часто дома не ночуют. В четверг он тоже дома
ночевал?
Ольга Николаевна посмотрела на меня и опустилась в кресло,
точно ей вдруг отказали ноги.
– Нет, – покачала она головой, немного
подумав. – Пришел под утро, сам не свой. Что произошло? Я с ним пыталась
поговорить и вчера, и сегодня… Отнекивается. Но я же вижу…
– Погиб его знакомый, Игорь Нефедов, Гарик. Вы его
знали?
– Нет. Никогда не слышала.
– А Марину Терехову?
– Ясно. – Женщина стиснула зубы и с полминуты
смотрела в пол. – Эта девчонка… Я ему сто раз говорила… Я так и знала..,
такие, как она, всегда плохо кончают. А Рома ничего не хотел слушать.
– Они давно дружили?
– Со школы. Я это не приветствовала. Девочка
неуравновешенная, да и в семье у них проблемы…
– Вы хорошо ее знаете?