– Сомневаюсь. То, что ты намерена провернуть,
называется умереть за компанию. Это глупо.
– Так я ведь дура, каких свет не видывал. Надеялась, ты
заметил. Прощай, друг. Обещаю, моя последняя мысль будет о тебе.
Я выехала из города, то и дело нервно откидывая волосы со
лба и бормоча под нос:
– Давай, давай…
Я очень боялась, что не успею, что машина не выдержит гонки
и развалится, но мне повезло, машина выдержала и меня никто не перехватил по
дороге. Я вбежала на крыльцо и позвонила. Открыл Ромка, я выдала ему улыбку и
посоветовала себе дышать ровнее, незачем пугать парня.
– Привет, – сказала я, и он ответил:
– Привет.
– Ты один?
– Ага. Отец сказал, что мне пару дней лучше побыть
здесь.
– Отец знает, что говорит. Войти можно?
– Входите, – пожал он плечами. Ну вот, парень жив,
здоров, я успела и что дальше? Господи, зачем я все это делаю? Почему бы не
оставить все как есть? Какое мне дело, жив он или нет? Может, уже завтра бы ему
кирпич на голову упал или машина переехала, я-то при чем? Я материла себя и
даже получала от этого удовольствие, но точно знала: никуда я без него не
сбегу. Может, из упрямства. Какая, в сущности, разница? У меня нет ни желания,
ни времени разбираться в тонкостях психологии, вот и нечего голову ломать.
– Давай прокатимся к одному человеку, –
по-прежнему боясь испугать парня, начала я. – Здесь недалеко…
– У вас пистолет из-под свитера торчит, – кивнул
Ромка.
– Да? Не заметила.
– Все плохо? – помедлив, спросил он.
– Нет, что ты. Просто нам лучше уехать на некоторое
время. Так что поторопись.
– Вы их видели? – опять спросил он.
– Кого? – не поняла я.
– Они в саду, а еще в машине возле дома напротив.
Приехали пять минут назад. Даже не прятались. Я думал, их отец прислал… Он из
Москвы не вернется?
– С какой стати?
– Вы мне не врите, – попросил он, – я ведь не
маленький. И не дурак. А вы зря приехали. Вас тоже убьют. Так зачем вам…
Я подумала и честно ответила:
– Не знаю. Давай пить чай и надеяться, что карта ляжет…
Извини, я когда-то решила, что у меня есть чувство юмора и с тех пор много
болтаю.
Мы пили чай и ждали. Ромка спросил:
– Вы боитесь?
– Бояться глупо, – ответила я известной фразой и
улыбнулась.
– Вы ведь можете уехать. Правда можете?
– Могу. Но если уеду, буду чувствовать себя.., неважно
я буду себя чувствовать. А жить с этим – сплошная морока. Поэтому уезжать мне
совсем не хочется.
Прошел час. За это время не было ни одного звонка. Вместо
того чтобы нервничать, томясь ожиданием, я странным образом становилась все
спокойнее. Пыталась разговорить Ромку, впрочем не особенно успешно. И тут к
дому подъехала машина. Мы бросились к окну, и я с облегчением вздохнула:
– Кажется, у нас есть шанс, – пробормотала я,
потому что увидела Волкова. Он был один. Волков огляделся и поднялся на
крыльцо, а я пошла открывать дверь.
– Привет, – буркнул он. – Где пацан?
– На кухне.
– Я его забираю.
– Куда? – насторожилась я, решив, что рано
радовалась.
– В милицию, – возвысил голос Волков. – Он
свидетель убийства.
– Ты же понимаешь…
– Заткнись, – заорал он. – Мальчишка
свидетель убийства и поедет со мной. И я ничего не хочу слышать. Ты мне осточертела…
– Тебя Дед послал?
– Если хочешь знать…
– Ну, конечно, – усмехнулась я. – Как бы
нефедовский шофер после убийства смог ускользнуть из “Пирамиды” без твоей
помощи? Не отвращение к стриптизу, а необходимость помочь ему погнала тебя в
коридор. И о том, что Мальвина в отделении, они наверняка узнали от тебя.
Сколько же Нефедов заплатил тебе?
– Да пошла ты… Мне нужен мальчишка, уйди с дороги.
– Волков, ты же мент, ты нормальный мужик. У тебя сын и
девчонка, Ромкина ровесница. Пожалей пацана. Эти сволочи перегрызутся и вновь
помирятся, а нам ведь как-то дальше жить…
Он толкнул меня и вошел в кухню.
– Поехали, – кивнул он Ромке, – и без
фокусов. Ты эту дуру не слушай, тебя допросят и отпустят к матери.
Мальчишка молча поднялся, аккуратно обошел его, отводя от
меня взгляд.
– Волков…
– Заткнись, – рявкнул он. – А ты иди. Ромка
толкнул входную дверь, и Волков, стоя ко мне спиной, заявил:
– Ладно, пацан, сматывайся…
Может, он в самом деле этого хотел, может, была в нем
совесть или жалость, черт его знает, Ромка замер, растерянно глядя на него, на
меня, а Волков заорал:
– Сматывайся! – И его рука потянулась к карману.
– Стой, где стоишь, – взвыла я, обращаясь то ли к
нему, то ли к Ромке, и выстрелила. Волков оглянулся, посмотрел на меня с
удивлением, пошатнулся и упал, его пистолет отлетел в сторону. Ромка испуганно
попятился, затем вернулся в дом и закрыл дверь, а я опустилась на колени и
увидела глаза Волкова: в них стояли слезы.
– Волков, – хватая его за руку, зашептала
я. – Сейчас, “Скорую”… Я подумала, ты его убьешь.., при попытке к бегству…
– Правильно подумала, – с трудом пробормотал
он. – Знаешь, что скажут на моих похоронах? Собаке собачья смерть… – вроде
бы усмехнулся он и умер.
И тут под окном затормозили машины и из них высыпали люди.
Видеть я этого не могла, но, конечно, слышала и поднялась навстречу. Первым в
дом ворвался Дед, увидел меня и замер на мгновение, а потом бросился ко мне, и
я оказалась в его объятиях.
– Прости меня, – шептал он, – ради бога,
прости… Я спятил, ради бога, прости меня.
В дверях, прислонясь к косяку, стоял Лукьянов и насмешливо
улыбался.
* * *
– Утром я уезжаю, – сказал он, перегнулся через
меня и поставил рюмку на пол.
