– Нет, впервые об этом слышу. А откуда у нее деньги?
– А я думала, вы мне поможете…
Как она ласково это произнесла. Прямо сейчас вот так и помогу.
– Нет, ничего не знаю, – твердо произнесла я. – Ни о чем таком со мной Карина не откровенничала. А насколько крупную?
Я не ожидала, что Бобрыкина ответит, но она удовлетворила мое любопытство:
– Пятнадцать тысяч долларов.
Да, сумма не маленькая! Не такая уж большая, чтобы хватило на приличную тачку, но по моим меркам очень даже ничего себе сумма.
Вера Семеновна на том конце провода деликатно спросила:
– У вас все? Тогда до свидания. И не беспокойте меня по пустякам.
Она положила трубку. Я обвела взглядом садик. Наверное, некоторые деревья все же придется срубить: уж больно трухлявыми выглядят. На самом солнечном месте среди камней потихоньку укоренялись мои травки. Вряд ли Варя станет меня ссужать чабрецом после произошедшего.
– Доброе утро! – окликнули меня.
Я обернулась. У забора стоял Антон.
– Что пригорюнилась?
– Доброе утро. Антон, мне нужна твоя помощь.
– В чем дело? Что-нибудь прибить?
Я покачала головой:
– Нет, я с утра купаться пошла и сдуру отправилась на лестницу. Сообразила слишком поздно, что делаю… Уже в воде.
– А в чем проблема? – Он удивленно пожал плечами. – Там дождями все смыто давно…
– Смыто, не смыто… – нахмурилась я. – А на берег я вышла совсем в другом месте. Не могла себя заставить вернуться. Ты мне мою одежду не принесешь? Халат и полотенце?
– Запросто! А что, ты на самом деле больше туда не пойдешь?
– Ни боже мой.
Он чему-то улыбнулся и отправился за моими шмотками.
Я заглянула в дальний уголок участка: там еще прежние хозяева свалили в кучу дрова. Те основательно подгнили и для растопки не годились. Зато если забраться на самый верх кучи, хорошо виден косогор и лестница. Я залезла и смогла увидеть, как ловко и уверенно Андрей спустился по склону. Словно совсем ничего не боялся. Зашевелилось нехорошее подозрение: что там Карина все-таки говорила про таможню?
Реакция Галины на репродукцию картины художника Ульянова не поддавалась никакому описанию. Она снова и снова заглядывала в ксерокопию письма и сличала детали.
– А может, все-таки совпадение? – с надеждой поднимала она на меня глаза.
– Я давно знала, что оно поддельное, – произнесла Анна Федоровна, равнодушно откладывая в сторону репродукцию.
Я опешила, услышав такое признание.
– Откуда вы могли это знать?
Она строго посмотрела на меня, совсем как в школе.
– Я не просто знаю, что оно поддельное, – повторила Аннушка. – Я даже знаю, кто его подделал.
– И кто? – хором спросили мы с Галкой.
– Я обещала молчать. – Аннушка поджала губы.
– Анна Федоровна, – назидательно произнесла я, – тут такая пьянка пошла… Это же не шутки.
Она вздохнула:
– Майя…
– Что?!
– Да. Майя хотела меня разыграть. Она потом извинилась, не ожидала такого эффекта.
Я так и села. Все ясно! Нечто подобное и я подозревала. Майя Ивановна подрабатывала у антиквара реставратором. Она имела доступ к старинной мебели. Тема гомосексуализма ей близка. Значит, она на самом деле завидовала старинной подружке и решила вот так зло подшутить. Ну и шуточки у вас, тетя Майя!
– Вы ее простили? – спросила я.
Аннушка опять вздохнула:
– Ну а что тут поделаешь? После того, что Таня учудила, меня уже ничто не удивляет.
«Учудила»? Да, педагоги – мастера на эвфемизмы. Я бы выразилась по-другому.
Наверное, это важная информация. Надо будет передать Паше. Только… Только разозлится на меня Аннушка… Потом передам. Надо будет ее подготовить. Объяснить, что это может быть важным для следствия. Или это не важно? Ох, я уже ничего не понимаю!
– Я сфотографирую столик, – произнесла я с утвердительной интонацией.
Анна Федоровна не возразила.
Сделав снимки, я попрощалась. Уже на пороге Галя вдруг сообщила:
– Видела я папину невесту, совсем не такая, как я себе представляла… Тихая, интеллигентная. Совсем не сексуальная.
– Молодая? Красивая?
– Нет, не очень. Лет тридцать. Худенькая. Одевается скромно.
– Ну что же в этом плохого? – Мне хотелось ее поддержать. – Разве лучше, если бы отец женился на какой-нибудь раскрашенной лахудре? Она тебе в целом понравилась?
– Да, – кивнула Галя. – Просто… Ну я никогда не могла бы подумать, что папе понравится такая женщина. Она очень умная, – улыбнулась Галина, – знает много.
– Вы с ней пообщались?
Галка рассмеялась:
– Так смешно! Мы с ней одинаковые книжки читаем. Честертона. Он тебе нравится?
Я честно покачала головой:
– Не очень его понимаю. Он такой философичный.
– Да, это автор не для всех. – Галя сверкнула глазами, было видно, что она осознает свое интеллектуальное превосходство. – Где лучше всего спрятать лист? – пропела она.
– И где?
– В лесу, конечно. – Она засмеялась. – А вот папина невеста ответ знала.
– Андрей тебя с ней специально познакомил?
– Нет, случайно получилось. Просто пересеклись на одной выставке.
Наверное, это Варины рассуждения о «козлах отпущения» так подействовали на меня, что я все-таки отправилась к Татьяне Романовне. Поговорить о Наде. Адрес ее я примерно помнила со школы. Вятичи – не Москва, там все близко.
Дом был похож на мой: такая же «хрущевка». Грязная лестница, из подвала тянет затхлой сыростью и мышами, из мусоропровода – гнильем. Я позвонила в дверь, прижимая к лицу носовой платок. Дверь открылась.
Старая учительница молча посмотрела на меня и, не говоря ни слова, отступила в сторону, давая проход. Воздух в квартире оказался не менее тяжелым, чем на лестнице. Придется потерпеть.
Она провела меня в комнату: вытоптанный ковер, множество безделушек на полках, и под каждой кружевная салфеточка. На стене фотография Юры.
– Зачем пришла? – равнодушно поинтересовалась она.
– Татьяна Романовна! – Речь я заготовила заранее. – Вы обвинили в убийстве Надю, даже в двух убийствах. Я пришла к вам как ее подруга. Объясните, почему вы так в этом уверены?
– Уверена… – тихо прошелестела она.
– Давно, еще в школе, вы спросили меня про тряпку в руках у Нади. Я и не поняла, к чему вы клоните. Но она на самом деле доску вытирала. Надя ведь была дежурная. Юра к ней приставал, он бил ее…
