Это не лечится! Такого только могила исправит. И я начала свой допрос:
– Что там были за бумажки?
– Не знаю. Их две было. Бланки какие-то. На немецком. А я немецку мову ни разумию.
– А откуда понял, что на немецком?
– А по буковкам. – Он тоже был не лыком шит. – Там буковка такая заметная – двойное С.
– Объяснение принято, – кивнула я. – Что еще можешь сказать про те бланки?
– Да ничего… Обычные бланки. Старые. С подписями и печатью.
– А Артем Сергеевич их видел?
– Конечно, – пожал плечами Володя. – Я их ему сразу отдал. То есть не сразу…
– А он?
– Наверное, отдал Карине. Они же в столе находились, значит, этому столу и принадлежат. Его часть – собственность владельца.
– А почему Карине? А не Наде? – поинтересовалась я.
– Ну, Надя в нашу лавку и не заглядывала. С ним все дела Карина вела.
Та-ак! Дело приобретает новый оборот.
– Адрес Артема Сергеевича знаешь?
– Конечно. А зачем он тебе?
– А затем, что мы сейчас к нему поедем. Вдвоем.
Консьержка пропустила нас сразу: Володю она знала в лицо. А вот сам хозяин квартиры не торопился открывать дверь. Он долго изучал нас в глазок, мялся и жался, словно видел Володю в первый раз. Потом открыл, но цепочку не снял.
– Артем Сергеевич, пустите нас, пожалуйста, – попросила я. – Мы по важному делу.
– Вы вдвоем? – спросил антиквар.
– Ну конечно, вдвоем. – Я даже удивилась.
Кого я еще могла прихватить? Не милицию же? А может, он этого и боится? Хотя почему именно милиции? Его магазин только что ограбили, там чуть не убили Майю Ивановну. Ой, неизвестно, чем еще дело кончится! Вполне нормально, что он осторожен.
Антиквар наконец снял цепочку и впустил нас в просторную прихожую. Побольше моей кухоньки будет. Сделал шаг назад и замер. В комнату не пригласил. Интересно, у него тут обувь снимают?
Выручил Володя.
– Артем Сергеевич, – начал он, – вот тут Катя хотела поговорить… В общем, та шутка… Вы, конечно, простите. Нет, я понимаю, я не прошусь обратно на работу! Я уже устроился…
– О чем вы хотели поговорить? – спросил антиквар, глядя на меня.
– О розыгрыше, – объяснила я. – О том, что на самом деле лежало в тайнике.
Он задумался, словно принимал какое-то решение.
– Проходите.
Одну стену целиком занимал старый дубовый шкаф, забитый книгами. Мебель добротная, удобная.
– Я ничего не знал об этом идиотском розыгрыше. – Мне показалось, что эту речь антиквар заготовил заранее. – Мало того, Владимир, обнаружив подлинное письмо, передал мне его не сразу, а только через два дня после той достопамятной вечеринки. А тогда я и сам был поражен всем происходящим.
– Вы поверили? В то, что письмо подлинное?
– Не очень. – Он зябко передернул плечами. – Слог, конечно, хорош. Идея не лишена остроумия, но… Но не надо делать из Поэта идиота! Думаете, в его окружении было мало гомосексуалистов? Да полным-полно! И среди друзей, и среди врагов. А «непристойные» предложения он получал неоднократно и умел от них отказываться. Иногда даже в стихах.
– Я помню. «Но, Вигель, пощади мой зад!»
Антиквар недоверчиво посмотрел на меня:
– Как вы это лихо процитировали! Тоже заинтересовались вопросом?
Я не стала этого отрицать:
– Да, внимательно изучила. Вы мне, пожалуйста, скажите, а что там на самом деле лежало?
Артем Сергеевич сразу насупился:
– Не могу точно знать. Два документа начала прошлого века, на немецком языке. Вот и все.
– На немецком? Но немецкого языка я, к превеликому моему сожалению, не знаю.
Антиквар почему-то сразу насторожился. Больше мне из него ничего вытянуть не удалось.
Я терялась в предположениях, что это могли быть за таинственные документы на немецком языке. Найти бы того, кто их переводил. Ведь Карина наверняка позаботилась об этом. Перевела и обнаружила то, что должно было ее озолотить. То, за что успела получить пятнадцать тысяч долларов.
Может, Варя? Вид у нее интеллигентный. Она вполне могла знать немецкий. Карина в библиотеку была записана, могла обратиться за переводом к Варе, а потом… А потом убийца узнал, кто переводил письма… То есть бланки. Что ж, может быть, и так.
Интересно, знает ли Надя что-нибудь? Или Анна Федоровна? Или Андрей? До Андрея мне будет сложновато добраться, разве что через Галю, а вот с дамами из этой семьи я поговорить могу.
* * *
Надя была в своем репертуаре. Она привычно круглила глаза и от всего отнекивалась.
– Я ничего не знаю, – повторяла она. – Карина мне ни о чем не говорила.
Анна Федоровна тоже оказалась не в курсе.
– Не понимаю, зачем вообще возвращаться к этой теме, – брезгливо проронила она. – Ведь милиция уже сняла с Наденьки подозрения. Я и не сомневалась, что так будет. То гнусное письмишко оказалось подделкой. Ты в этом убедилась. Так зачем грязное белье ворошить?
Она снова надела маску надменной зануды-учителки, какой я помнила ее со школы.
– Милиция сняла подозрения? – повторила я. – Что-то мне ни Вера, ни Паша ничего об этом не говорили.
За спиной Анны Федоровны Надя сделала страшные глаза и замахала руками. Ох, моя чертова бестактность! Не хватало мне еще одну старушку до приступа довести.
– Вы слышали о том, что Майя Ивановна в больнице? – зачем-то спросила я.
Анна Федоровна поджала губы.
– К ней пока не разрешены посещения, – процедила она.
И все. Больше никаких эмоций.
Надеясь что-то узнать, я даже к Ольге заглянула. Дом у Кудриловых был покруче, чем у Нади. Только я такие не люблю: у них вся мебель была лакированная. Итальянская пластмасса с завитушками. Моя берлога куда уютнее.
– Надо же! – удивленно приподняла брови Ольга. – Как все закручено-то! Нет, я ничего не знаю.
– Ты говорила, что когда в саду работаешь…
– Я не работаю в саду, – перебила меня Ольга. – У меня для этого рабочие.
Ах, ну да: прислуга! Как я могла забыть?
– Ну просто гуляешь, – поправилась я. – Так вот, ты говорила, что иногда слышишь… случайно, о чем у Шацких говорят.
– Ты намекаешь, что я подслушиваю? – насторожилась Ольга.
– Нет, нет, я ни на что не намекаю, я просто надеюсь, не слышала ли ты вдруг каких-нибудь Карининых разговоров, связанных с тайником в столике или какими-нибудь письмами или деньгами.
