— Монтэг, можете вы спастись? Убежать? — спрашивал Фабер.
Монтэг медленно шёл к дому, но не чувствовал, как его ноги ступают
сперва по цементу дорожки, потом по влажной ночной траве. Где-то рядом Битти
щёлкнул зажигалкой, и глаза Монтэга, как зачарованные, приковались к оранжевому
язычку пламени.
— Почему огонь полон для нас такой неизъяснимой прелести?
Что влечёт к нему и старого и малого? — Битти погасил и снова зажёг маленькое
пламя. Огонь — это вечное движение. То, что человек всегда стремился найти, но
так и не нашёл. Или почти вечное. Если ему не препятствовать, он бы горел, не
угасая, в течение всей нашей жизни. И всё же, что такое огонь? Тайна. Загадка!
Учёные что-то лепечут о трении и молекулах, но, в сущности, они ничего не
знают. А главная прелесть огня в том, что он уничтожает ответственность и
последствия. Если проблема стала чересчур обременительной — в печку её. Вот и
вы, Монтэг, сейчас представляете собой этакое же бремя. Огонь снимет вас с моих
плеч быстро, чисто и наверняка. Даже гнить будет нечему. Удобно. Гигиенично.
Эстетично.
Монтэг глядел на свой дом, казавшийся ему сейчас таким чужим
и странным: поздний ночной час, шёпот соседей, осколки разбитого стекла и вон
там на полу — Книги с оторванными переплётами и разлетевшимися, словно
лебединые перья, страницами, непонятные книги, которые сейчас выглядят так
нелепо и, право же, не стоят, чтобы из-за них столько волноваться, — просто
пожелтевшая бумага, чёрные литеры и потрёпанные переплёты.
Это всё, конечно, Милдред. Она, должно быть, видела, как он
прятал книги в саду, и снова внесла их в дом. Милдред, Милдред.
— Я хочу, чтобы вы один проделали всю работу, Монтэг. Но не
с керосином и спичкой, а шаг за шагом, с огнемётом. Вы сами должны очистить
свой дом.
— Монтэг, разве вы не можете скрыться, убежать?
— Нет! — воскликнул Монтэг в отчаянии. — Механический пёс!
Из-за него нельзя!
Фабер услышал, но услышал и брандмейстер Битти, решивший,
что эти слова относятся к нему.
— Да, пёс где-то поблизости, — ответил он, — так что не
вздумайте устраивать какие-нибудь фокусы. Готовы?
— Да. — Монтэг щёлкнул предохранителем огнемёта.
— Огонь!
Огромный язык пламени вырвался из огнемёта, ударил в книги,
отбросил их к стене. Монтэг вошёл в спальню и дважды выстрелил по широким
постелям, они вспыхнули с громким свистящим шёпотом и так яростно запылали, что
Монтэг даже удивился: кто бы подумал, что в них заключено столько жара и
страсти. Он сжёг стены спальни и туалетный столик жены, потому что жаждал всё
это изменить, он сжёг стулья, столы, а в столовой — ножи, вилки и посуду из
пластмассы — всё, что напоминало о том, как он жил здесь, в этом пустом доме,
рядом с чужой ему женщиной, которая забудет его завтра, которая ушла и уже
забыла его и мчится сейчас одна по городу, слушая только то, что нашёптывает ей
в уши радио-«ракушка».
И, как и прежде, жечь было наслаждением — приятно было дать
волю своему гневу, жечь, рвать, крушить, раздирать в клочья, уничтожать
бессмысленную проблему. Нет решения? Так вот же, теперь не будет и проблемы!
Огонь разрешает всё!
— Монтэг, книги!
Книги подскакивали и метались, как опалённые птицы их крылья
пламенели красными и жёлтыми перьями.
Затем он вошёл в гостиную, где в стенах притаились
погружённые в сон огромные безмозглые чудища, с их белыми пустыми думами и
холодными снежными снами. Он выстрелил в каждую из трёх голых стен, и вакуумные
колбы лопнули с пронзительным шипением — пустота откликнулась Монтэгу яростным
пустым свистом, бессмысленным криком. Он пытался представить себе её, рождавшую
такие же пустые и бессмысленные образы, и не мог. Он только задержал дыхание,
чтобы пустота не проникла в его лёгкие. Как ножом, он разрезал её и, отступив
назад, послал комнате в подарок ещё один огромный ярко-жёлтый цветок пламени.
Огнеупорный слой, покрывавший стены, лопнул, и дом стал содрогаться в пламени.
— Когда закончите, — раздался за его спиной голос Битти, —
имейте в виду, вы арестованы.
Дом рухнул грудой красных углей и чёрного нагара. Он лежал
на земле, укрытый периной из сонного розовато-серого пепла, и высокий султан
дыма вставал над развалинами, тихо колеблясь в небе. Была половина четвёртого
утра. Люди разошлись по домам: от циркового балагана осталась куча золы и
щебня. Представление окончилось.
Монтэг стоял, держа огнемёт в ослабевших руках, тёмные пятна
пота расползались под мышками, лицо было всё в саже. За ним молча стояли другие
пожарники, их лица освещал слабый отблеск догорающих огней.
Монтэг дважды пытался заговорить. Наконец, собравшись с
мыслями, он спросил:
— Моя жена дала сигнал тревоги?
Битти утвердительно кивнул.
— А ещё раньше то же самое сделали её приятельницы, только я
не хотел торопиться. Так или иначе, а вы бы всё равно попались, Монтэг! Очень
глупо было с вашей стороны декламировать стихи направо и налево. Совершенно
идиотская заносчивость. Дайте человеку прочитать несколько рифмованных строчек,
и он возомнит себя владыкой вселенной. Вы решили, что можете творить чудеса
вашими книгами. А оказалось, что мир прекрасно обходится без них. Посмотрите,
куда они вас завели, — вы по горло увязли в трясине, стоит мне двинуть
мизинцем, и она поглотит вас!
Монтэг не шевельнулся. Землетрясение и огненная буря только
что сравняли его дом с землёй, там, под обломками была погребена Милдред и вся
его жизнь тоже, и у него не было сил двинуться с места. Отголоски пронёсшейся
бури ещё отдавались где-то внутри, затихая, колени Монтэга сгибались от
страшного груза усталости, недоумения, гнева. Он безропотно позволял Битти
наносить удар за ударом.
— Монтэг, вы — идиот! Вы — непроходимый дурак! Ну зачем,
скажите пожалуйста, вы это сделали?
Монтэг не слышал. Мысленно он был далёко и убегал прочь,
оставив своё бездыханное, измазанное сажей тело в жертву этому безумствующему
маньяку.
— Монтэг, бегите! — настаивал Фабер.
Монтэг прислушался.
Сильный удар по голове отбросил его назад. Зелёная пулька, в
которой шептал и кричал голос Фабера, упала на дорожку. С довольной улыбкой
Битти схватил её и поднёс к уху.
Монтэг слышал далёкий голос:
— Монтэг, что с вами? Вы живы?
Битти отнял пульку от уха и сунул её в карман.
— Ага! Значит, тут скрыто больше, чем я думал. Я видел, как
вы наклоняете голову и прислушиваетесь к чему-то. Сперва я подумал, что у вас в
ушах «Ракушка», но потом, когда вы вдруг так поумнели, мне это показалось
подозрительным. Что ж, мы разыщем концы, и вашему приятелю несдобровать.
