— Насколько мне известно, нет.
— Завтра механики проверят пса.
— Это уже не первый раз он рычит на меня, — продолжал
Монтэг. — В прошлом месяце было дважды.
— Завтра всё проверим. Бросьте об этом думать. Но Монтэг
продолжал стоять у люка. Он вдруг вспомнил о вентиляционной решётке в передней
своего дома и о том, что было спрятано за ней. А что, если кто-нибудь узнал об
этом и «рассказал» псу?..
Брандмейстер подошёл к Монтэгу и вопросительно взглянул на
него.
— Я пытаюсь представить себе, — сказал Монтэг, — о чём
думает пёс по ночам в своей конуре? Что он, правда, оживает, когда бросается на
человека? Это даже как-то страшно.
— Он ничего не думает, кроме того, что мы в него вложили.
— Очень жаль, — тихо сказал Монтэг. — Потому что мы
вкладываем в него только одно — преследовать, хватать, убивать. Какой позор,
что мы ничему другому не можем его научить!
Брандмейстер Битти презрительно фыркнул.
— Экой вздор! Наш пёс — это прекрасный образчик того что
может создать человеческий гений. Усовершенствованное ружьё, которое само
находит цель и бьёт без промаха.
— Вот именно. И мне, понимаете ли, не хочется стать его
очередной жертвой, — сказал Монтэг.
— Да почему вас это так беспокоит? У вас совесть не чиста,
Монтэг?
Монтэг быстро вскинул глаза на брандмейстера Битти. Тот
стоял, не сводя с него пристального взгляда, вдруг губы брандмейстера дрогнули,
раздвинулись в широкой улыбке, и он залился тихим, почти беззвучным смехом.
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь дней. И каждый
день, выходя из дому, он знал, что Кларисса где-то здесь, рядом. Один раз он
видел, как она трясла ореховое дерево, в другой раз он видел её сидящей на
лужайке — она вязала синий свитер, три или четыре раза он находил на крыльце
своего дома букетик осенних цветов, горсть каштанов в маленьком кулёчке, пучок
осенних листьев, аккуратно приколотый к листу белой бумаги и прикреплённый
кнопкой к входной двери. И каждый вечер Кларисса провожала его до угла. Один
день был дождливый, другой ясный, потом очень ветреный, а потом опять тихий и
тёплый, а после был день жаркий и душный, как будто вернулось лето, и лицо
Клариссы покрылось лёгким загаром.
— Почему мне кажется, — сказал он, когда они дошли до входа
в метро, будто я уже очень давно вас знаю?
— Потому что вы мне нравитесь, — ответила она, — и мне
ничего от вас не надо. А ещё потому, что мы понимаем друг друга.
— С вами я чувствую себя старым-престарым, как будто гожусь
вам в отцы.
— Да? А скажите, почему у вас у самого нет дочки, такой вот,
как я, раз вы так любите детей?
— Не знаю.
— Вы шутите!
— Я хотел сказать… — он запнулся и покачал головой. — Видите
ли, моя жена… Ну, одним словом, она не хотела иметь детей.
Улыбка сошла с лица девушки.
— Простите. Я ведь, правда, подумала, что вы смеётесь надо
мной. Я просто дурочка.
— Нет-нет! — воскликнул он. — Очень хорошо, что вы спросили.
Меня так давно никто об этом не спрашивал. Никому до тебя нет дела… Очень
хорошо, что вы спросили.
— Ну, давайте поговорим о чём-нибудь другом. Знаете, чем
пахнут палые листья? Корицей! Вот понюхайте.
— А ведь верно… Очень напоминает корицу.
Она подняла на него свои лучистые тёмные глаза.
— Как вы всегда удивляетесь!
— Это потому, что раньше я никогда не замечал… Не хватало
времени…
— А вы посмотрели на рекламные щиты? Помните, я вам
говорила?
— Посмотрел. — И невольно рассмеялся.
— Вы теперь уже гораздо лучше смеётесь.
— Да?
— Да. Более непринуждённо.
У него вдруг стало легко и спокойно на сердце.
— Почему вы не в школе? Целыми днями бродите одна, вместо
того чтобы учиться?
— Ну, в школе по мне не скучают, — ответила девушка. —
Видите ли, они говорят, что я необщительна. Будто бы я плохо схожусь с людьми.
Странно. Потому что на самом деле я очень общительна. Всё зависит от того, что
понимать под общением. По-моему, общаться с людьми — значит болтать вот как мы
с вами. — Она подбросила на ладони несколько каштанов, которые нашла под
деревом в саду. — Или разговаривать о том, как удивительно устроен мир. Я люблю
бывать с людьми. Но собрать всех в кучу и не давать никому слова сказать —
какое же это общение? Урок по телевизору, урок баскетбола, бейсбола или бега,
потом урок истории — что-то переписываем, или урок рисования — что-то
перерисовываем, потом опять спорт. Знаете, мы в школе никогда не задаём
вопросов. По крайней мере большинство. Сидим и молчим, а нас бомбардируют
ответами — трах, трах, трах, — а потом ещё сидим часа четыре и смотрим учебный
фильм. Где же тут общение? Сотня воронок, и в них по желобам льют воду только
для того, чтобы она вылилась с другого конца. Да ещё уверяют, будто это вино. К
концу дня мы так устаём, что только и можем либо завалиться спать, либо пойти в
парк развлечений — задевать гуляющих или бить стёкла в специальном павильоне
для битья стёкол, или большим стальным мячом сшибать автомашины в тире для
крушений. Или сесть в автомобиль и мчаться по улицам — есть, знаете, такая
игра: кто ближе всех проскочит мимо фонарного столба или мимо другой машины.
Да, они, должно быть, правы, я, наверно, такая и есть, как они говорят. У меня
нет друзей. И это будто бы доказывает, что я ненормальная. Но все мои
сверстники либо кричат и прыгают как сумасшедшие, либо колотят друг друга. Вы
заметили, как теперь люди беспощадны друг к другу?
— Вы рассуждаете, как старушка.
— Иногда я и чувствую себя древней старухой. Я боюсь своих
сверстников. Они убивают друг друга. Неужели всегда так было? Дядя говорит, что
нет. Только в этом году шесть моих сверстников были застрелены. Десять погибли
в автомобильных катастрофах. Я их боюсь, и они не любят меня за это. Дядя говорит,
что его дед помнил ещё то время, когда дети не убивали друг друга. Но это было
очень давно, тогда всё было иначе. Дядя говорит, тогда люди считали, что у
каждого должно быть чувство ответственности. Кстати, у меня оно есть. Это
потому, что давно, когда я ещё была маленькой, мне вовремя задали хорошую
трёпку. Я сама делаю все покупки по хозяйству, сама убираю дом.
— Но больше всего, — сказала она, — я всё-таки люблю
наблюдать за людьми. Иногда я целый день езжу в метро, смотрю на людей,
прислушиваюсь к их разговорам. Мне хочется знать, кто они, чего хотят, куда
едут. Иногда я даже бываю в парках развлечений или катаюсь в ракетных
автомобилях, когда они в полночь мчатся по окраинам города. Полиция не обращает
внимания, лишь бы они были застрахованы. Есть у тебя в кармане страховая
квитанция на десять тысяч долларов, ну, значит, всё в порядке и все счастливы и
довольны. Иногда я подслушиваю разговоры в метро. Или у фонтанчиков с содовой
водой. И знаете что?
