— Я одалживала Тревору деньги для уплаты аренды, — сказала она. — И довольно часто. Эта сволочь должна мне кучу денег, и я хочу их вернуть. Только ничего не выйдет. У меня нет никаких расписок. Мы же практически жили вместе. С чего мне брать с него расписку? Я пыталась обратиться к юристу, назначенному судом управлять его имуществом, но безрезультатно. Он начала объяснять мне, что когда люди умирают, не оставив завещания, деньги должны отойти супруге или супругу, а если таковых нет, полагаю, меня нельзя считать его супругой, тогда следующими будут дети, затем — родители, а дальше родственники, родные братья и сестры, двоюродные братья и сестры.
— У Тревора были родные или двоюродные братья и сестры?
— Он никогда об этом не говорил, но адвокаты, вероятно, разыщут кого-нибудь. Все же, хотя меня, мягко говоря, и обвели вокруг пальца, как дурочку, я хочу вернуть свои деньги. Можно было бы обратиться к тому человеку, кому отойдет наследство Тревора. Конечно, предугадать невозможно, но, хотя это и маловероятно, вдруг мне попадется порядочный человек? Так что, если я найду деньги, моя жизнь станет проще.
— Если вы найдете деньги, вам придется передать их в полицию, — сказала я.
— Знаю, но сумма может сократиться примерно тысяч на десять, — предупредила она. — Я откладывала эти деньги, чтобы заплатить первый взнос задом. Вам, наверное, кажется, что я не смею и мечтать о том, чтобы придержать часть суммы.
— Нет, не кажется. Если бы я смогла найти какой-нибудь способ спасти свою репутацию продавца антиквариата за счет Тревора, то бы и глазом не моргнула.
Наконец-то она улыбнулась.
— Он умел располагать к себе женщин, да? Он немного походил на Шона Коннери.
— Мне тоже так казалось. Наверное, поэтому ему все сходило с рук.
— Например?
— Он уводил хороших клиентов прямо у меня из-под носа.
— У вас есть визитка? — вдруг спросила она. — Мне бы хотелось, по возможности, оставаться с вами на связи.
— Конечно. И оставьте мне свою. Кстати, вас действительно зовут Уиллоу?
— Да, но у меня нет визитки, — сказала она. — Я — медсестра, стоматолог-гигиенист, а с такой профессией визитка не нужна. Но я дам вам свой номер телефона. Я предлагаю вам взаимовыгодное сотрудничество.
— Вы о чем?
— О спасении вашей репутации и возвращении моих денег. Думаю, ваше доброе имя станет, как минимум, вознаграждением за возвращение моих денег, не так ли? С чего начнем?
— Я бы съездила в Шотландию и посетила антикварный магазин Джона А. Макдональда на площади Георга в Глазго, интересно, что они скажут в свое оправдание. А может, даже и на Оркнейские острова. Конечно, делать выводы еще рано, но если подделана какая-то мебель, то скорей всего это сделали в стране происхождения оригинала. Я буду неподалеку и возможно, просто зайду и поговорю.
Краешком своего рационального сознания, еще продолжавшего функционировать, несмотря на режущее глаз неоновое освещение, я представляла двух обманутых женщин, сидящих за столиком в кофейне, и мне хотелось плакать.
Глава 4
У Бьярни был выбор. Он мог вернуться в Норвегию, где он родился, и где оставалась его родня. Но он не знал, как его примут, вдруг власть Эйнара окажется сильнее кровных уз, а отступать у всех на виду Бьярни не любил. Конечно, он знал о пути в Исландию через Шетландские и Фарерские острова, и возможно, у него там жил кто-то из родичей. Исландские корабли заходили в гавани Оркнейских островов, и Бьярни, конечно же знал все о земле огня и льда, об этой суровой местности и о долгих холодных ночах. Нужно признать, несмотря на присущий Исландии дух приключений, эта страна была довольно бедной в сравнении с покрытыми буйной растительностью плодородными землями Оркнейских островов. Он быстро понял, что не хочет отправляться в Исландию. К тому же он слышал рассказы о том, что дальше на западе есть еще менее гостеприимные земли. Бьярни был нужен совет брата и путь, который он знал бы не хуже других дорог, на запад, куда он каждый год совершал набеги с Зигурдом и где, как он думал, он, возможно, обретет поддержку и одолеет противостояние между ним и Эйнаром.
Поэтому Бьярни направился в Кейтнесс, что на севере Шотландии. Какое-то время Кейтнесс находился под управлением оркнейских ярлов, и совершающим набеги на Кейтнесс почти всегда было чем поживиться. Оркнейским ярлом, которому приписывают захват Кейтнесс, был Зигурд, тот, которого позже знали под именем Зигурда Могущественного. Существует легенда, рассказывающая о том, как Зигурд привязал к своему седлу отрубленную голову поверженного врага, которая поранила Зигурду ногу, и он умер из-за этой раны. Убедительная история, хотя, возможно, и выдумка, но она дает представление о враждебности, которая существовала между викингами, с одной стороны, и пиктами и скоттами, с другой.
При таком непростом стечении обстоятельств Кейтнесс и расположенный по соседству на юге Сатерленд, принадлежавший младшему брату Ейнара, Торфинну, которому Сатерленд достался от деда, короля Малькольма Шотландского. Торфинн был слишком мал, чтобы править, но король назначил советников. Те из оркнейцев, кто пострадал от тирании Эйнара или, как Бьярни, вызвали его гнев, укрывались в Кейтнессе, получая поддержку молодого Торфинна.
Но только не Бьярни. Вы, возможно, уже догадались, что Бьярни обладал несдержанным нравом, ему было проще разрешить спор с помощью топора, чем пойти на переговоры. Он покинул Оркнейские острова поспешно, взяв с собой лишь скудный запас провизии, и поэтому он сам добывал себе то, в чем испытывал нужду. Неприятность заключалась в том, что он встретил сопротивление со стороны брата одного из советников Торфинна. Бьярни вышел из этого короткого боя победителем, но пользы ему это не принесло. Брат советника был мертв, а Бьярни снова в бегах.
Глазго — город Чарльза Ренни Макинтоша. Именно здесь он родился, учился в знаменитой Школе искусств, здесь собрал знаменитую «Четверку из Глазго», в которой вместе с ним были его приятель, художник Герберт Макнэр и две сестры, Френсис и Маргарет, обе входившие в женскую группу изучающих искусство студентов, которые придумали себе довольно эффектное название «Бессмертные». «Четверка» разработала уникальный стиль, необычную эстетику конструкции, которую теперь часто называют школой Глазго, входившей в Движение искусств и ремесел и конечно стиль «ар-нуво». Герберт впоследствии женился на Френсис, а Чарльз — на Маргарет, которая с того времени работала вместе с мужем.
Теперь работы Макинтоша в Глазго можно встретить повсюду: не получивший признания при жизни, он наконец обрел популярность в родном городе. Его не пугало отсутствие признания, и он дерзко заявлял, что является величайшим шотландским архитектором. Правда это или нет, но оставшиеся образцы его работ для поклонников дизайна Движения искусств и ремесел — повод отправиться в своего рода паломничество. Созданные Макинтошем мебель, ткани, постеры, лампы, часы и тому подобное, сейчас вызывают неподдельное восхищение и страстное желание владеть этими предметами искусства. В кафе, точных копиях знаменитого кафе-кондитерской «Уиллоу», дизайн которой Макинтош создавал для мисс Кэтрин Кранстон, можно полакомиться шотландской семгой на кусочке ржаного хлеба. Прогуляться по священным залам Института искусств в Глазго, где Макинтош не только учился, но и разрабатывал дизайн самих залов, когда понадобились новые квартиры. Комнаты, в которых они с Маргарет жили, все предметы мебели, дизайн которых они разработали, тщательно восстановлены и выставлены в Художественной галерее Хантера. Можно даже разглядеть едва заметные царапины.
