– Хоть бы уж недолго! – запричитала толстая тетка, отодвигая в сторонку Лёлю и проходя в помещение. – Измаялась уж батрачить на этих лихоимцев!
– И давно вы здесь? – Тая предприняла попытку выбраться из кровати. – Вас как зовут? Сена! Дай мне руку! Не видишь что ли, человек застрял и мучается?!
Я помогла ей вылезти, и почувствовала, как сильно хочу есть. Толстую тетку звали Машей, а как именовалась Лёля, нам и так было известно.
– Почитай третий месяц пошел, – Маша пристроила пальто на гвоздик у двери, оставаясь в толстых ватных штанах и длинной мохеровой кофте.
– Ничего себе! – присвистнула Тая. – И кто вас заложил?
– Муженек родимый, чтоб он сдох, кобель проклятый! Убёг с денежками, убёг, чует мое сердце! Оставил родную жену на погибель этим басурманам!
– И сколько же он взял денег?
– Сорок тыщ! Дом мы собирались купить…
– А возвращать как думали? – поинтересовалась Тая, наблюдая, как раздевается и вешает куртку на гвоздь Лёля.
– Две квартиры у нас в Севастополе на продаже стоят.
– Не проще было бы подождать до продажи, а потом покупать дом?
– Дом шибко хороший и недорогой, уплыл бы из-под носа, как пить дать!
Ну да, зато теперь уплыл муженек с деньгами… да-а-а-а, дела.
– Хватит тебе, Маша! – раздраженно бросила Лёля. – Объявится он, вот увидишь! И мой тоже скоро нарисуется!
«Очень вряд ли…» – подумала я, а вслух произнесла:
– А что происходит с теми, кого на самом деле тут бросают?
– Ой, страсти творятся, страсти! Симпатичных девчонок на панель отправляют, чтоб долг быстрее вернули, а то они в кафе да ресторанах этих за полжизни такие деньжищи не вернут!
– На пане-е-ель? – протянула Таисия Михайловна с задумчивым видом. – Это что же получается: принуждение к занятию проституцией?
– Ну, так же по любому быстрее вернуть долг получится, – Лёля достала из тумбочки сигареты и уселась на свою кровать. – Не десять же лет официанткой вкалывать.
Интересно, как бы заговорила симпатичная девушка Лёличка, узнай она, что выкупать ее, похоже, никто не собирается и никто даже не в курсе, где она в данный момент находится.
– Слушайте, а где и чем вы питаетесь? – Тая судорожно сглотнула слюну и я поняла, что она тоже проголодалась.
– Да там, в кафе нас кормят.
– А моетесь где?
– Там же и душ есть.
– Понятно…
Значит, спать ложиться придется голодными. Волшебно.
– Маш, включи обогреватель, холодно же! – Лёля затушила сигарету в стеклянной банке.
Маша послушно потопала к замызганному дешевенькому обогревателю, который мы сразу и не приметили. Что ж, возможно не все так скверно, хоть от холода к утру не околеем.
– Да-а-а, неплохо устроился владелец этого ломбардика, – Тая улеглась на кровать, благополучно проваливаясь вниз. – Неплохую имеет прибыль: и проценты, и бесплатная рабсила. Интересно, еще кто-нибудь кроме него додумался закладывать живых людей?
Этого никто не знал.
– Давайте спать ложиться, – зевнула Лёля, – а то рано вставать.
– И во сколько же подъем? – насторожилась Тая.
– В шесть.
– Во сколько?! Я не поднимусь в такую рань!
– Придется, – усмехнулась Лёля. – Ехать ведь далеко.
– А куда именно? – обогреватель ни черта не обогревал, и я поняла, что спать придется в одежде.
– В Клин.
Ох-хо-хо, куда не кинь, всюду клин…
* * *
Хоть и заснула почти сразу (на продавленной сетке оказалось уютно, как в гамаке), но при этом не выспалась совершенно, Лёля еле растолкала и меня и Тайку. К тому времени, когда мы соизволили подняться на ноги, Маша притащила ведро воды и ковшик. Умывались на улице, поливая друг дружке из ковшика. Если вы когда-нибудь умывались водой из колодца на улице в конце октября, вы сможете понять всю гамму постигших нас ощущений. Зубы так свело, что я побоялась, как бы они не треснули и не высыпались к чертям собачим!
– У-у-у-у-у! – завывала Тая, спешно растирая лицо маленьким вылинявшим полотенцем. – А-а-а-а!
– Ничего, – хмыкнула Лёля, – привыкните.
Нет, мне определенно не нравилась эта девушка, определенно.
Пятнадцать минут седьмого водила, оказавшийся мрачным сутуловатым мужиком непонятной национальности, завел «Газель» и пару раз нетерпеливо просигналил, мол, пора на галеру, граждане рабы. Ёжась от пронзительного утреннего холода, мы потрусили к машине. Вокруг царила патриархальная тишина – ни единого птичьего крика, ничего! Густой туман слоился низко над землей, будто дым от огромного костра, так красиво и величественно было вокруг, что я невольно залюбовалась, ненадолго отключившись от насущных проблем. А вот такому душевно черствому человеку, как гражданка Ливанова было громко начхать на окружающую среду во всем ее осеннем великолепии, ее заботил исключительно собственный голодный желудок, замерзший нос и потерянная «сетка» мобильника. Внутри «Газели» оказались сидения, как в маршрутке, мы расселись, и тачанка тронулась в путь-дорогу. Пассажиры ничуть не стремились познакомиться и пообщаться с нами, и мужчины и женщины с хмурыми лицами смотрели в окна и молчали. Похоже, в салоне не осталось ни одного человека, которому все еще нравилась затея с таким вот простым кредитом с незатейливыми процентами.
Через полчаса наш рабский фургон прибыл в славный город Клин. К этому моменту от голода хотелось визжать и сквернословить. «Газель» притормозила у довольно большого и весьма симпатичного здания с вывеской: «Ресторан „Губерния“». Водила трижды просигналил, двери отворились и выкатился крошечный кавказец, ну буквально по пояс нам коротыга. Он забрал Лёлю с Машей и нас с Тайкой, остальные поехали куда-то дальше.
– Сейчас от голода в обморок звякнусь, – прошептала Тая, нетвердой походкой заходя в фойе ресторана. – Помираю, помогите…
– Крепись, сейчас нас покормят, – всем пустым желудком понадеялась я.
Надежды, к счастью оправдались. Коротыга, представившийся Арменом, проводил нас в зал и усадил за столик. Разумеется, в такой ранний час, ресторан еще был закрыт, на столы не постелил даже скатерти, но нам было все равно, мы могли позавтракать даже с пола. Прошло без малого десять мучительных минут, прежде чем на горизонте нарисовалась здоровенная усатая тетка в грязном халате, она тащила поднос с харчами. На завтрак нам полагался чайник растворимого кофе, черствые булочки, тарелка с заветревшейся колбасой и сыром, и по тарелке геркулесовой каши. Как бы не было сие печально, но набросились мы на это «великолепие» рыча и щелкая клыками от жадности. Смели все в один присест, кажется, даже не жевали. Лёля с Машей наблюдали за нами с недоумением.
