Гаррет молчал.
— Все должно быть в точности, — сказал Стендаль,
поднимая фонарь так, чтобы луч света проник в нишу и упал на поникшую
фигуру. — Позвоните тихонько бубенчиками.
Бубенчики звякнули.
— А теперь, если вы изволите сказать «Ради всего
святого, Монтрезор!», я, возможно, освобожу вас.
В луче света появилось лицо инспектора. Минута колебания, и
вот прозвучали нелепые слова.
— Ради всего святого, Монтрезор.
Стендаль удовлетворенно вздохнул, закрыв глаза.
Вложил последний кирпич и плотно заделал его
— Requiescat in pace, дорогой друг.
Он быстро покинул катакомбы.
В полночь, с первым ударом часов, в семи залах дома все
смолкло.
Появилась Красная Смерть.
Стендаль на миг задержался в дверях, еще раз все оглядел.
Выбежал из Дома и поспешил через ров туда, где ждал вертолет.
— Готово, Пайкс?
— Готово.
Улыбаясь, они смотрели на величавое здание. Дом начал
раскалываться посередине, точно от землетрясения, и, любуясь изумительной
картиной, Стендаль услышал, как позади него Пайкс тихо и напевно декламирует:
— «…на моих глазах мощные стены распались и рухнули.
Раздался протяжный гул, точно от тысячи водопадов, и глубокий черный пруд
безмолвно и угрюмо сомкнулся над развалинами Дома Эшеров».
Вертолет взлетел над бурлящим озером, взяв курс на запад.
Август 2005
Старые люди
И наконец — как и следовало ожидать — на Марс стали
прибывать старые люди; они отправились по следу, проложенному громогласными
пионерами, утонченными скептиками, профессиональными скитальцами романтическими
проповедниками, искавшими свежей поживы.
Люди немощные и дряхлые, люди, которые только и делали, что
слушали собственное сердце, щупали собственный пульс, беспрестанно глотали
микстуру перекошенными ртами, люди, которые прежде в ноябре отправлялись в
общем вагоне в Калифорнию, а в апреле на третьеклассном пароходе в Италию, эти
живые мощи, эти сморчки тоже наконец появились на Марсе…
Сентябрь 2005
Марсианин
Устремленные вверх голубые пики терялись в завесе дождя,
дождь поливал длинные каналы, и старик Лафарж вышел с женой из дома посмотреть.
— Первый дождь сезона, — заметил Лафарж.
— Чудесно… — вздохнула жена.
— Благодать!
Они затворили дверь. Вернувшись в комнаты, стали греть руки
над углями в камине. Они зябко дрожали. Сквозь окно они видели вдали влажный
блеск дождя на корпусе ракеты, которая доставила их сюда с Земли.
— Вот одно только… — произнес Лафарж, глядя на
свои руки.
— Ты о чем? — спросила жена.
— Если бы мы могли взять с собой Тома…
— Лаф, ты опять!
— Нет, нет, прости меня, я не буду.
— Мы прилетели сюда, чтобы тихо, без тревог прожить
свою старость, а не думать о Томе. Сколько лет прошло, как он умер, надо
постараться забыть его и все, что было на Земле.
— Верно, верно, — сказал он и снова потянулся к
теплу. Его глаза смотрели на огонь. — Я больше не заговорю об этом.
Просто, ну… очень уж недостает мне наших поездок в Грин-Лон-Парк по
воскресеньям, когда мы клали цветы на его могилу. Ведь мы больше никуда не
выезжали…
Голубой дождь ласковыми струями поливал дом. В девять часов
они легли спать; молча, рука в руке, лежали они, ему — пятьдесят пять, ей —
шестьдесят, во мраке, наполненном шумом дождя.
— Энн, — тихо позвал он.
— Да? — откликнулась она.
— Ты ничего не слышала?
Они вместе прислушались к шуму ветра и дождя.
— Ничего, — сказала она.
— Кто-то свистел, — объяснил он.
— Нет, я не слышала.
— Пойду посмотрю на всякий случай.
Он надел халат и прошел через весь дом к наружной двери.
Помедлив в нерешительности, толчком отворил ее, и холодные капли дождя ударили
по его лицу. Дул ветер.
У крыльца стояла маленькая фигура.
Молния распорола небо, и мазок белого света выхватил из
мрака лицо. Оно глядело на стоящего в дверях Лафаржа.
— Кто там? — крикнул старик, дрожа.
Молчание.
— Кто это? Что вам надо?
По-прежнему ни слова.
Он почувствовал страшную усталость, слабость, изнеможение.
— Кто ты такой? — крикнул Лафарж снова.
Жена подошла к нему сзади и взяла его за руку.
— Чего ты так кричишь?
— Какой-то мальчик стоит у крыльца и не хочет мне
отвечать, — сказал старик, дрожа. — Он похож на Тома!
— Пойдем спать, тебе почудилось.
— Он и сейчас стоит, взгляни сама.
Лафарж отворил дверь шире, чтобы жене было видно. Холодный
ветер, редкий дождь — и фигурка, глядящая на них задумчивыми глазами. Старая
женщина прислонилась к притолоке.
— Уходи! — сказала она, отмахиваясь рукой. —
Уходи!
— Скажешь, не похож на Тома? — спросил старик.
Фигурка не двигалась.
— Мне страшно, — произнесла женщина. — Запри
дверь и пойдем спать. Не хочу, не хочу!..
И она ушла в спальню, причитая себе под нос. Старик стоял на
ветру, и руки его стыли от студеной влаги.
— Том, — тихо сказал он — Том, на тот случай, если
это ты, если это каким-то чудом ты, — я не стану запирать дверь. Если ты
озяб и захочешь войти погреться, входи и ложись подле камина, там есть меховой
коврик.
И он прикрыл дверь, не заперев ее.
Жена услышала, как он ложится, и зябко поежилась.
— Ужасная ночь. Я чувствую себя такой старой. —
Она всхлипнула.
— Ладно, ладно, — ласково успокаивал он ее,
обнимая. — Спи.
Наконец она уснула.
И тут его настороженный слух тотчас уловил: наружная дверь
медленно-медленно отворилась, впуская дождь и ветер, потом затворилась. Лафарж
услышал легкие шаги возле камина и слабое дыхание. «Том», — сказал он сам
себе.
