— Я прошел на кладбище.
— Видели четыре креста?
— Видел четыре креста, сэр. И имена сохранились. Я
записал их, чтобы не ошибиться. — Он стал читать по белой бумажке: —
Алиса, Маргарет, Сьюзен и Джон Хетэуэй. Умерли от неизвестного вируса. Июль
2007 года.
— Спасибо, Уильямсон. — Уайлдер закрыл глаза.
— Девятнадцать лет назад, сэр. — Рука Уильямсона
дрожала.
— Да.
— Но кто же эти?
— Не знаю.
— Что вы собираетесь предпринять?
— Тоже не знаю.
— Расскажем остальным?
— Попозже. Продолжайте есть, как ни в чем не бывало.
— Мне что-то больше не хочется, сэр.
Завтрак завершало вино, принесенное с ракеты. Хетэуэй встал.
— За ваше здоровье. Я так рад снова быть вместе с
друзьями. И еще за мою жену и детей — без них, в одиночестве, я бы не выжил
здесь. Только благодаря их добрым заботам я находил в себе силы жить и ждать
вашего прилета.
Он повернулся, держа бокал, в сторону своих домочадцев; они
ответили ему смущенными взглядами, а когда все стали пить, и совсем опустили
глаза.
Хетэуэй выпил до дна. Не успев даже крикнуть, он упал ничком
на стол и сполз на землю. Несколько человек подбежали и положили его поудобнее.
Врач наклонился, послушал сердце. Уайлдер тронул врача за плечо. Тот поднял на
него взгляд и покачал головой. Уайлдер опустился на колени и взял руку старика.
— Уайлдер? — голос у Хетэуэя был едва
слышен. — Я испортил вам завтрак.
— Чепуха.
— Попрощайтесь за меня с Алисой и детьми.
— Сейчас я их позову.
— Нет-нет, не надо! — задыхаясь, прошептал
Хетэуэй. — Они не поймут. И я не хочу, чтобы они понимали! Не надо!
Уайлдер повиновался.
Хетэуэй умер.
Уайлдер долго не отходил от него. Наконец поднялся и пошел
прочь от потрясенных людей, окруживших Хетэуэя. Он подошел к Алисе Хетэуэй,
глянул ей в лицо и сказал:
— Вы знаете, что случилось?
— Что-нибудь с моим мужем?
— Он только что скончался: сердце. — Уайлдер
следил за выражением ее лица.
— Очень жаль, — сказала она.
— Вам не больно? — спросил он.
— Он не хотел, чтобы мы огорчались. Он предупредил нас,
что это когда-нибудь произойдет, и велел нам не плакать. Знаете, он даже не
научил нас плакать, не хотел, чтобы мы умели. Говорил, что хуже всего для
человека познать одиночество, познать тоску и плакать. Поэтому мы не должны
знать, что такое слезы и печаль.
Уайлдер поглядел на ее руки, мягкие, теплые руки, на
красивые наманикюренные ногти, тонкие запястья. Посмотрел на ее длинную, нежную
белую шею и умные глаза. Наконец сказал:
— Мистер Хетэуэй великолепно сделал вас и детей.
— Ваши слова обрадовали бы его. Он очень гордился нами.
А потом даже забыл, что сам нас сделал. Полюбил нас, принимал за настоящих жену
и детей. В известном смысле так оно и есть
— С вами ему было легче.
— Да, из года в год мы все сидели и разговаривали. Он
любил разговаривать. Любил нашу каменную лачугу и камин. Можно было поселиться
в настоящем доме в городе, но ему больше нравилось здесь, где он мог по своему
выбору жить то примитивно, то на современный лад. Он рассказывал мне про свою
лабораторию и про всякие вещи, что он там делал. Весь этот заброшенный
американский город внизу он оплел громкоговорителями. Нажмет кнопку — всюду
загораются огни и город начинает шуметь, точно в нем десять тысяч людей.
Слышится гул самолетов, автомашин, людской говор. Он, бывало, сидит, курит сигару
и разговаривает с нами, а снизу доносится шум города. Иногда звонит телефон, и
записанный на пленку голос спрашивает у мистера Хетэуэя совета по разным
научным и хирургическим вопросам, и он отвечает. Телефонные звонки, и мы тут, и
городской шум, и сигара — и мистер Хетэуэй был вполне счастлив. Только одного
он не сумел сделать — чтобы мы старились. Сам старился с каждым днем, а мы
оставались все такими же. Но мне кажется, это его не очень-то беспокоило.
Полагаю даже, он сам того хотел.
— Мы похороним его внизу, на кладбище, где стоят четыре
креста. Думаю, это отвечает его желанию.
Она легко коснулась рукой его запястья.
— Я уверена в этом.
Капитан распорядился. Маленькая процессия тронулась к
подножию холма; семья следовала за ней. Двое несли Хетэуэя на накрытых
носилках. Они прошли мимо каменной лачуги, потом мимо сарая, где Хетэуэй много
лет назад начал свою работу. Уайлдер помешкал возле двери этой мастерской.
Каково это, спрашивал он себя, жить на планете с женой и
тремя детьми — и вдруг они умирают, оставляя тебя наедине с ветром и
безмолвием? Как поступит в таком положении человек? Он похоронит умерших на
кладбище, поставит кресты, потом придет в мастерскую и, призвав на помощь силу
ума и памяти, сноровку рук и изобретательность, соберет, частица за частицей,
то, что стало затем его женой, сыном, дочерьми. Когда под горой есть
американский город, где можно найти все необходимое, незаурядный человек,
пожалуй, может создать все что угодно.
Звук их шагов потонул в песке. На кладбище, когда они
пришли, два человека уже копали могилу.
Они вернулись к ракете под вечер.
Уильямсон кивком указал на каменную лачугу.
— Что будем делать с ними?
— Не знаю, — сказал капитан.
— Может, вы их выключите?
— Выключить? — Капитан несколько удивился. —
Мне это не приходило в голову.
— Но вы же не повезете их с собой?
— Нет, это ни к чему.
— Неужели вы хотите оставить их здесь, вот таких, какие
они есть?
Капитан протянул Уильямсону пистолет.
— Если вы можете что-нибудь сделать, вы сильнее меня.
Пять минут спустя Уильямсон вернулся от лачуги, весь в
испарине.
— Вот, возьмите свой пистолет. Теперь я вас понимаю. Я
вошел к ним с пистолетом в руке. Одна из дочерей улыбнулась мне. И остальные.
Жена предложила мне чашку чаю. Боже мой, это было бы просто убийство!
Уайлдер кивнул.
— Такого совершенства человек больше никогда не
создаст. Они созданы для долголетия — десять, пятьдесят, двести лет. Так-то… У
них ничуть не меньше прав на… на жизнь, чем у вас, меня, любого из нас. —
Он выбил пепел из трубки. — Ладно, поднимайтесь на борт. Полетим дальше.
Этот город все равно погиб, нам он не годится.
