Николь встряхнула складки своей темной накидки и скорчила гримасу.
— Я вся в сливках! Не могла бы ты быть осторожнее?
Всего минуту посокрушавшись из-за разбитого фарфора, который, возможно, служил не одному поколению семейства Дотри, Шарлотта подняла голову и пристально взглянула на Николь.
На той была накидка.
— Осторожнее? Это я должна быть осторожнее? Думаю, ты права. Мне следовало быть осторожней и привязывать тебя к ножке кровати, чтобы ты не исчезала из вида. Куда ты собралась на ночь глядя? Неужели ты ничему не научилась с тех пор, как… ну, не важно. Помоги мне собрать то, что осталось от вечернего чая моей мамы.
— Я уберу это, мисс, — сказал кто-то позади нее. — Грохот донесся до самой кухни, мы все слышали. Мы подумали, это снова буря. Кухарка до сих пор сидит под столом.
Шарлотта повернулась на узкой лестничной площадке и увидела одну из кухонных работниц, которая балансировала на ступеньках ниже с серебряной сахарницей в руке.
— Нет, спасибо, Дара. Если ты будешь так добра и принесешь леди Николь веник, она сама уберет.
— Я? Но, Шарлотта… — начала было Николь, но тут же умолкла.
Шарлотта взглянула на нее.
— В конце концов, она никуда сейчас не собирается и ничего не делает. Разве не так, леди Николь? И позволь передать твою накидку Даре, чтобы она окончательно не испортилась.
Николь расширила глаза.
— Но тогда она увидит, что я… То есть благодарю покорно. Я лучше останусь в ней. Здесь… здесь, на лестнице, холодно.
Значит, все так, как Шарлотта и думала. Она попросила Дару принести веник и совок для мусора и, подождав, пока стихнут шаги служанки, спокойно сказала:
— Я должна рассказать об этом твоему брату, Николь. Это положит конец всем твоим мечтам о Лондоне.
— О нет, Шарлотта, не надо! — взмолилась Николь, присев, чтобы подобрать осколки фарфора. — Знаю, я ужасная, и заслуживаю любого наказания, но Лидия так надеется посетить большой книжный магазин, когда мы будем в Лондоне. Ей так хотелось бы… ой!
Николь уронила осколок, и Шарлотта схватила ее руку: из довольно длинного пореза на ладони выступила кровь.
— Пойдем со мной, — сказала она, когда служанка возвратилась. — Дара, я должна осмотреть рану леди Николь. Но я уверена, что она с удовольствием склеит эти осколки, когда рука будет перевязана. Принеси их и ее комнату завтра утром. Леди Николь будет там весь день.
— Склеить осколки? — Николь сделала шаг назад. — Да я лучше вымою горшки на кухне. Во всяком случае, благодаря тебе я уже знаю, как это делать.
— Конечно, вымоешь, — сказала Шарлотта, следуя за Николь в ее спальню. — Когда ты усвоишь урок, узнаешь, как чистить горы картофеля и ухаживать за каминной решеткой. Неудивительно, что Эммелина так поспешно вышла замуж. Иначе ей пришлось бы оставаться здесь и позволять тебе преждевременно сводить ее в могилу.
— Я не делала ничего плохого, — возразила Николь, когда Шарлотта закрыла за собой дверь и заперла ее на ключ. — И мой порез неглубокий. Я могу сама о нем позаботиться.
Шарлотта уперла руки в бока.
— Сними накидку.
— О… ну ладно, — пробурчала Николь. Спустя мгновение она стояла перед Шарлоттой одетая в сапоги для верховой езды, старые лосины и такую же старую мужскую рубашку — вероятно, принадлежавшие когда-то Джорджу или Гарольду. Одежда сидела на ней как влитая, и хотя ей было всего шестнадцать, выглядела она скорее женщиной, чем ребенком.
Почти черные волосы девушки были гладко зачесаны назад и перевязаны на затылке. Эта строгая прическа привлекала внимание к испуганным фиалковым глазам и точеным чертам лица редкой красоты. Вряд ли нашелся бы хоть один мужчина, который мог усомниться, что перед ним женщина, если любому из них довелось бы увидеть ее сейчас…
— Ты просто идиотка, — ахнула Шарлотта, чувствуя, как пол уходит у нее из-под ног. — Куда ты собралась?
— Ничего особенного. — Николь прошла в гардеробную, плеснула немного воды в умывальный таз и сморщилась, опустив в него руку. — Никто не позволил бы мне поехать посмотреть на разрушения. Раф рассказывал нам об этом, но я хочу увидеть все сама, особенно коттедж «Роза», где погибли эти несчастные женщины. Я собиралась только покататься часик или около того на Джулиет. Луна сегодня почти полная, и…
— Почему ты хочешь увидеть то место, где погибли Рут и Марта? — спросила Шарлотта, взяв мыло, чтобы обмыть рану Николь.
Возможно, она терла руку сильнее, чем следовало, но Николь не протестовала.
— Не знаю, Шарлотта. Это глупо, да? Но в Ашерст-Холл такая скука. День за днем одно и то же. Лидия не обращает на меня внимания, предпочитая проводить все время за чтением капитану Фитцджеральду и выслушивая его нелепые истории. Мне смертельно скучно, Шарлотта. Действительно скучно. А ты знаешь, что происходит, когда мне смертельно скучно.
— Да, — согласилась Шарлотта, отвернувшись. На душе у нее было тяжело. — Я знаю точно, что происходит. Дай мне перевязать чем-нибудь твою руку, а потом можешь снять эту одежду и убрать ее как можно дальше.
— Не беспокойся, Шарлотта. Мне нужно только еще раз проскользнуть в мансарду. Чуть попозже.
— Если бы твой брат знал…
— Но он не должен знать, верно?
Николь стояла неподвижно, пока Шарлотта перевязывала ее руку поноской чистой льняной ткани, а затем, не стесняясь, стала сбрасывать с себя одежду прямо перед ней.
Шарлотта понимала, что должна рассказать обо всем Рафу. Все-таки Николь его сестра, и он ее опекает. Но если он начнет разбираться с Николь, та может и неожиданном порыве раскаяния признаться, что и прежде надевала мужскую одежду и тайком покидала Ашерст-Холл. Она может — если уж совсем вывернется наизнанку — даже рассказать ему, что Шарлотта знала о ее ночных прогулках и прежде, потому что поймала ее несколько месяцев назад, как раз за пару недель до гибели герцога и кузенов.
И тогда Раф посмотрит на нее и спросит… нет, Шарлотта не должна рассказывать ему, что Николь пыталась выскользнуть из дому сегодня ночью.
— Мне приходится выезжать при лунном свете, когда никто не видит меня. — Подняв пеньюар над головой, Николь пыталась просунуть в него руки и голову. Наконец она справилась с этим. — Ты не представляешь, какую свободу чувствуешь, когда едешь верхом без дамского седла! — Глаза Николь сияли. — Могу поклясться, что Джулиет тоже это чувствует, и, когда мы перемахиваем через ворота в луг с западной стороны, мы словно летим. Во всем мире нет ничего подобного этому чувству!
Шарлотта придержала руку, останавливая Николь.
— Ты пускаешь лошадь через эти ворота? Там же целых пять поперечин! Никому в голову не придет глупость так испытывать лошадь. Знаешь ли ты, что с тобой случится, если в последний момент Джулиет испугается или зацепится копытом? Ты будешь лежать там, в темноте, и никто даже не узнает, что тебя нет в твоей постели. Боже мой, Николь, ты совсем потеряла разум?
