— Иногда… иногда мне хочется пойти к ней. Объяснить ей, что она больна, чтобы она обняла меня, успокоила, сказала, что все будет хорошо, совсем хорошо. Я так скучаю по ней…
— Ах, дорогая, — сказал Раф, поглаживая ее спину и целуя волосы. — Почему ты не рассказала мне, что она больна? Почему ты думала, что нужно скрывать это от меня?
Шарлотта нехотя отодвинулась от него и стала рыться в кармане своего платья. Взглянув на Рафа, она вздохнула:
— Кажется, у меня нет платка.
— Хоть этим я могу тебе помочь. — Он протянул ей свой большой белый батистовый платок. — Ну же, Чарли, дунь в него как следует.
Она невольно улыбнулась:
— Слушаюсь, ваша светлость, — и сделала, как он приказал. — Не думаю, что ты захочешь получить его обратно.
— Это мой подарок, — ответил Раф и, прежде чем подняться, обнял ее еще раз. — И ты не обязана мне ничего объяснять. — Видишь ли, я замечал этот взгляд и прежде, когда твоя мать смотрела на меня. Если все окружающее пугает, некоторым людям спокойнее обратить взгляд внутрь себя.
Шарлотта в последний раз резко вытерла мокрые от слез щеки тыльной стороной ладони — жест, вовсе не подобающий леди!
— Ты имеешь в виду, чтобы видеть только все хорошее?
— Что-то вроде этого. Я был рядом с умирающими солдатами, которые думали, что я их мать, укладывающая их спать, а некоторые, даже без тяжелых ранений, просто забывались, и их сознание ускользало куда-то, где они чувствовали себя в безопасности от всех мерзостей и ужасов войны. Я не знаю, не могу объяснить, как и почему это происходит, но мы защищаем себя, Чарли. Каждый по-своему.
Шарлотта закусила губы, чтобы снова не разрыдаться.
— Думаю, ты очень хорошо объяснил это, Раф. Мамин рассудок уводит ее туда, где безопасно. Я… мне просто хочется, чтобы она позволяла мне навещать ее.
Он протянул ей еще один бокал:
— Вот, выпей. Ты расскажешь мне подробнее, когда захочешь. Если вообще захочешь.
Она покачала головой, отказываясь от вина.
— Если я расскажу тебе о чем-то одном, то придется рассказывать обо всем. Все… связано. И я хочу рассказать тебе, Раф. Какая-то часть меня хочет этого.
— И какая часть тебя находится сейчас в комнате имеете со мной? — мягко улыбнулся он.
— Думаю, та, которая знает, что ты заслуживаешь ответов.
— Тогда та часть меня, которая хочет услышать эти ответы, готова их выслушать.
Он снова сел, грея в ладонях бокал с бренди.
— Что случилось с твоей матерью, Чарли? Почему она уходит в себя?
Зажав в кулаке его скомканный платок, Шарлотта опустила голову и начала говорить, поначалу медленно, затем все быстрее, словно, раз начав, хотела рассказать все как можно скорее…
Стояла ранняя весна, и был чудесный день. Она поехала в Ашерст-Холл повидаться с Эммелиной, которая только что получила несколько новых платьев, заказанных в Лондоне, и хотела узнать ее мнение. Шарлотта не стала переодеваться в костюм для верховой езды и надела только одно из своих старых утренних платьев и короткую накидку.
Затем она осталась на ужин, не замечая времени, поэтому уже почти стемнело, когда она пошла за своей лошадью.
Шарлотта ни о чем не беспокоилась, так как ее кобыла знала дорогу к коттеджу «Роза» и луна была полной. Как она сказала груму, который привел Федру, она вернется в коттедж «Роза» быстрее, чем он оседлает лошадь, чтобы сопровождать ее.
Это была ее первая ошибка.
Шарлотта уже почти наклонилась, чтобы закрыть ворота на втором поле, как Федра подняла голову и понюхала воздух, почуяв еще одну лошадь.
Не успела Шарлотта отметить это, как из темноты возник всадник на лошади, перемахнул через только что закрытые ворота и умчался через поле к Ашерст-Холл.
Но еще прежде чем луна осветила лицо наездника, Шарлотта узнала Николь Дотри.
— Если Эммелина найдет способ сделать это, она должна привязать тяжелый кирпич к ноге этой девчонки, — пробормотала Шарлотта, поворачивая Федру и следуя за Николь. Она догнала ее во дворе конюшни, уже пустом, так как грум, скорее всего, ушел спать в невысокую постройку за конюшней сразу же, как только Шарлотта уехала.
И с несколькими монетами в кармане, как полагала Шарлотта, так как он знал, что Джулиет, лошади Николь, не было в стойле.
— Ты не собираешься требовать веревку для меня, Шарлотта? — спросила Николь.
Она грациозно спустилась с лошади на землю, и Шарлотта увидела, что девушка ездила без дамского седла, в мужских брюках.
— Мне бы стоило перекинуть тебя через колено и как следует отшлепать, — сказала Шарлотта, забирая у нее поводья. — Ты могла свернуть себе шею там, перепрыгивая в темноте через изгородь. Так что придумай вескую причину, почему мне не следует сообщать твоему дяде о твоих фокусах.
Николь тут же разразилась слезами:
— Нет, пожалуйста, не говори ему! Он побьет меня!
Шарлотта округлила глаза, услыхав это типичное для Николь мелодраматичное заявление.
— Не болтай чепуху. Его светлость никогда не сделает ничего подобного.
Но затем она подумала о нем и о ситуации. Насколько хорошо она действительно его знает?
Эммелина никогда не рассказывала много о своем брате, который был намного старше ее. В основном он проводил время в Лондоне или навещал друзей. Все эти годы, в которые Шарлотта посещала Ашерст-Холл, она сама инстинктивно держалась подальше от поместья, когда знала, что герцог находится там.
И еще более важным было то, что Раф не любил герцога. И он не любил своих кузенов. Они дружили, когда были моложе, но в последние три-четыре года перед отъездом Раф больше не искал их общества, когда его взбалмошная мать выталкивала его вместе с сестрами в имение брата.
— Почему? — спросила она его однажды, и он ответил, что она слишком маленькая, чтобы понять.
Только за день до того, как уехал, чтобы получить офицерское звание, он отвел ее в сторонку и предупредил, чтобы она держалась подальше от Ашерст-Холл, когда кузены дома — что, к счастью, бывало нечасто. Потом он снял у себя с шеи шарф и отдал ей, поцеловал ее в лоб и сказал:
— Веди себя прилично, Шарлотта.
И больше она не видела его и ничего не слышала о нем около шести лет.
Она все же носила иногда этот шарф, а в остальное время он висел привязанный к столбику ее кровати.
— Шарлотта! Ты же не сделаешь это? Не расскажешь дяде?
Шарлотта покачала головой, прогоняя воспоминания.
