— Зачем это? — выдохнул Джим.
— Это же проще, чем высматривать номера домов и
названия улиц. Твою крышу пометили, да так, что и днем и ночью издали видать.
— Черт меня побери! — Джим высунулся и потрогал
след. На пальцах осталась какая-то клейкая гадость с противным запахом. —
Вилли, что нам теперь делать?
— Я думаю, они не вернутся до утра. Не успеют. Не
поднимут же они сейчас суматоху. А мы вот что сделаем!
На лужайке под окнами, свернутый кольцами, как огромный
удав, лежал садовый шланг.
Вилли ящерицей слетел вниз, ничего не перевернул, не зацепил
и не разбудил никого. Джим опомниться не успел, а Вилли, запыхавшийся, был уже
снова наверху со шлангом в руке.
— Вилли, ты гений!
— А то как же! Давай скорее.
Они вдвоем протащили шланг на чердак и принялись смывать
мерзкий ртутный налет. Работая, Вилли оглядывался на восток, там ночные краски
уступали место рассветным. Далеко над холмами он видел шар, лавирующий в
воздушных потоках. Не вернулся бы он… а то снова пометит. Ну и что? Они опять
смоют. Так до восхода и будут мыть, если понадобится.
«Вот бы добром остановить Ведьму, — думал Вилли. —
Они ведь все еще не знают ни наших имен, ни где мы живем. Мистер Кугер, того и
гляди, дуба даст, где ему что-нибудь помнить. Карлик, если это и впрямь
давешний торговец, совсем спятил, Бог даст, тоже не вспомнит. Мисс Фолей они до
утра беспокоить не станут. Сидят там у себя в лугах и зубами скрипят. Ведьму
вот на поиски послали…»
— Дурак я, — тихо и грустно сказал Джим, окатывая
крышу там, где раньше крепился громоотвод. — Чего я его не оставил?
— Ладно, — отозвался Вилли, — молния ведь
пока не трахнула. Может, еще и пронесет. Все. Пошли отсюда.
Они еще раз окатили крышу. Внизу стукнуло, закрываясь, окно.
— Мама, — тускло усмехнулся Джим. — Думает,
дождь пошел.
30
Крыша стала чистой. Шланг шмякнулся в траву. За городом все
еще мотался в быстро светлеющем небе воздушный шар.
— Чего она ждет?
— Может, чует, как мы тут поработали?
Тем же путем, через чердак, они вернулись в комнату Джима, и
скоро каждый лежал в своей постели, прислушиваясь, как сердце наперегонки с
часами отбивает ритм наступающего утра.
«Что бы они ни придумали, — размышлял Вилли, — нам
надо опередить их». Ему пришла в голову мысль. Теперь он даже хотел, чтобы
Ведьма вернулась. Уже несколько минут он разглядывал свое бойскаутское
снаряжение, развешенное на стене: прекрасный лук и колчан со стрелами.
«Прости, папа, — подумал он и сел на кровати. —
Пора и мне выходить из дома одному. Вовсе ни к чему, чтобы эта мразь болтала о
нас, хоть сегодня, хоть когда».
Он снял лук со стены, еще немножко поколебался и отворил
окно. «Вовсе не обязательно звать ее вслух, — думал он. — Надо просто
думать, хоть это и нелегко с непривычки. Мысли они читать не могут, это точно,
иначе ее и посылать не нужно было бы. Мысли — нет, но тепло живого тела,
запахи, волнения, настроения — это она может учуять. Я уж постараюсь дать ей
понять, что обманул ее, может, тогда…»
«Четыре утра», — прозвонили сонные куранты из другого
мира.
«Эй, Ведьма, — подумал он, — вернись.
Ведьма! — подумал он решительнее и предоставил крови радостно
взволноваться от собственной находчивости. — Ведьма! А крыша-то чистая,
слышишь? Мы ее помыли. Так что давай обратно, опять метить надо! Ведьма!..»
И Ведьма услышала.
Вилли вдруг почувствовал, как поворачивается пейзаж под
шаром.
«О'кей, Ведьма, продолжай. Я здесь только один, просто
мальчишка без имени, мыслей ты моих не прочтешь, но то, что я чувствую,
разобрать сможешь. Так вот, я чувствую, что плевать мне на тебя! Мы тебя
обдурили, наша взяла, а твоя затея провалилась. Что, съела?»
Через мили Вилли уловил согласный вздох. Похоже, шар
приближался.
«Э-э, да что это я? — всполошился Вилли. — Мне
вовсе не надо, чтобы она сюда летела. А ну-ка, пошли! Быстро! Быстро!»
Он натянул одежду, ловко, как обезьяна, спустился по скобам
и принюхался. Точно, приближается.
Он бежал, наплевав на тропинки, чувствуя восхитительную
свободу, как заяц, наевшийся редкого дурманного корешка, бежал как берсерк,
которого не остановить. Колени достают аж до подбородка, ноги крушат сучки и
листья. Раз! Перемахнул через ограду, в руках — оружие, страх и восторг
смешались белыми и красными леденцами во рту.
Он оглянулся. О! Шар уже близко! И летит быстро…
«Стоп! А куда я бегу? — подумал он. — Ах да, к
дому Редмана! Там уж сколько лет никто не живет. Ну, еще два квартала…»
Шуршат бегущие ноги, шуршит эта штуковина в небе. Все в
лунном свете, а звезды меркнут уже.
Он остановился возле дома Редмана. В каждом легком пылал
огонь. Во рту — привкус крови. Изнутри рвется безмолвный крик:
«Вот! Это мой дом!»
Он почувствовал, как вильнула ветровая река в небесах.
«Правильно», — одобрил он.
Он уже повернул старую дверную ручку, и тут его пришибла
мысль: «Боже! А вдруг они внутри, сидят и поджидают меня?»
Он распахнул дверь. За ней была полная тьма.
Лопнули с едва слышным треском паучьи сети. Больше ничего.
Перескакивая через две ступеньки по гнилой лестнице, он взлетел на чердак,
потом — на крышу и только здесь, прислонив лук к трубе, остановился и
выпрямился.
Шар, зеленый, как тина, разрисованный крылатыми скорпионами,
древними сфинксами, дымами и огнями, тяжело вздохнул и прянул вниз.
«Ну, — подумал он, — давай, Ведьма, иди сюда!»
Мокрая тень ударила его неожиданно, как крыло летучей мыши.
Взмахнув руками, Вилли пошатнулся. Тень казалась вязкой черной патокой. Он
упал. Ухватился за трубу. Тень окутала его и теперь утихомиривала. Липкий холод
пронизывал до костей. Но вдруг, сам по себе, ветер сменил направление. Ведьма
зашипела. Шар смыло вверх.
«Ветер! — отчаянно думал Вилли. — Он за меня! Не
уходи! — испугался он за отлетающий шар. — Вернись!»
Он очень боялся, как бы Ведьма не разнюхала его план. А
ведь, похоже, к этому и шло. Она уже поняла, что план есть, и теперь
лихорадочно ощупывала его со всех сторон, вытягивала все больше. Вилли видел,
как ее пальцы сучат воздух, быстро разбирая незримые нити. Она выставила ладони
вниз, как будто он был печкой, хранившей огонь в подземном мире, а она пришла
погреть над ней руки. Огромным маятником корзина скользнула вниз, и теперь
Вилли видел и зашитые веки, поросшие мхом уши, и шамкающий иссохший рот,
беспрерывно пробующий воздух на вкус. Бледные сморщенные губы поджались в
сомнении. Вилли почти слышал ее мысли: «Что-то здесь не так! Уж слишком он
подставляется, слишком просто взять его. Не иначе как обман». Определенно, она
чувствовала подвох.
