Все это Джим выдохнул разом, а Вилли, тоже разом, вдохнул,
пока они возились на крыше, прилаживая громоотвод. Вилли занимался этим делом с
чувством важности и нужности происходящего, а Джим — слегка стыдясь и считая,
что они просто струсили. Так и день прошел.
После ужина предстоял еженедельный поход в библиотеку. Как
все мальчишки, они никогда не ходили просто так, но, выбрав цель, кидались к
ней со всех ног. Никто не выигрывал, да и не хотел выиграть, они ведь были
друзья; просто хорошо было бежать рядом, стремительно пропечатывать теннисными
туфлями параллельные строчки следов по лужайкам, через кусты и рощицы, хорошо
было вместе рвать финишную ленточку и разом схватиться за ручку библиотечной
двери, — никто не оставался в проигрыше, оба побеждали, храня дружбу до
поры, когда утраты станут неизбежны.
Все так и шло этим вечером, сначала теплым, потом —
прохладным. В восемь часов они предоставили ветру нести их вниз, в город.
Летящие руки, локти развернуты, как крылья, мелькают перемежающиеся слои
воздуха — и вот они уже там, где надо. Три ступеньки, шесть, девять, двенадцать
— хлоп! — ладони шлепнули по библиотечной двери.
Джим и Вилли улыбнулись друг другу. Все это было здорово: и
тихие октябрьские вечера, и библиотека с зелеными лампами внутри и едва
уловимым запахом бумажной пыли.
Джим вслушался.
— Что это?
— Ветер?..
— Как музыка… — Джим всматривался в даль.
— Совсем никакой музыки не слышу…
— Кончилась! — Джим тряхнул головой. — А
может, и не было. Идем!
Они открыли дверь, ступили внутрь и застыли на пороге.
Перед ними в ожидании распахнулись библиотечные глубины.
Снаружи, в мире, как будто ничего не происходило. Но здесь,
в этих зеленых сумерках, в этой земле бумаги и кожи, могло случиться всякое.
Всегда случалось. Только прислушайся и услышишь крики десятков тысяч людей, вот
миллионы перетаскивают пушки, точат гильотины, а вот китайцы маршируют по
четыре в ряд. Конечно, незримо, конечно, бесшумно, но ведь и у Джима, и у Вилли
носы и уши на месте. Здесь фабрика пряностей, здесь дремлют неведомые пустыни.
Напротив двери приятная пожилая дама мисс Уотрикс отмечает
книги, а справа от нее — уже Тибет, и Антарктида, и Конго. Туда как раз
удалилась другая библиотекарша, мисс Уиллс, ушла через Монголию, запросто унося
куски Иокогамы и остров Целебес. Дальше, в третьем книжном туннеле, пожилой
мужчина шуршит в темноте веником, подметая остатки имбиря и корицы…
Вилли широко открыл глаза. Каждый раз этот старик удивлял
его — своей работой, своим именем. "Чарльз Вильям Хэллуэй, — думал
Вилли, — не дедушка, не дальний родственник, не какой-нибудь пожилой
дядюшка, нет, — мой отец… "
А отец? Не поражался ли он каждый раз, встречая собственного
сына на пороге этого уединенного мира? Да. Каждый раз он выглядел ошеломленным,
словно последняя их встреча состоялась век назад и с тех пор один успел
состариться, а другой так и остался молодым. Это мешало, стояло между ними.
Старик неуверенно улыбнулся издали. Отец и сын осторожно
двинулись навстречу друг другу.
— Батюшки! Вилли! С утра еще на дюйм вырос! —
Чарльз Хэллуэй повернул голову. — Джим? О, глаза потемнели, щеки
посветлели, тебя что, с обеих сторон припекло?
— Дьявольщина! — энергично высказался Джим.
— Такого не держим, — мгновенно ответил
старик. — Ад есть, вот тут, на "А", у Алигьери.
— Аллегории — это не по мне, — мотнул головой
Джим.
— Твоя правда, — засмеялся отец Вилли. — Но
я-то имел в виду Данте. Погляди-ка сюда. Рисунки самого господина Дорэ. Со всех
сторон все показано. Аду повезло. Он никогда не выглядел лучше. Вот, обрати
внимание, души падают прямо в грязь. Смотри, смотри, кто-то даже вверх ногами…
— Ничего себе! — Джим мгновенно пожрал страницу
глазами вдоль и поперек и принялся листать дальше. — А картинки с
динозаврами тут есть?
— Это там, дальше. — Он повел их в следующий
проход. — Вот здесь. «Птеродактиль, Змей-Разоритель», — прочитал
он. — А как насчет «Барабанов Рока: саги о Громовых Ящерах»? Ну, ожил,
Джим?
— Ага. Вполне.
Отец подмигнул Вилли. Вилли подмигнул в ответ. Они стояли
рядом — мальчишка с волосами цвета спелой пшеницы и мужчина, седой как лунь.
Лицо мальчишки — словно летнее наливное яблоко, лицо мужчины — словно то же
яблоко зимой. «Папа, папа мой, — думал Вилли, — он похож на меня!
Только… как в плохом зеркале!»
Внезапно Вилли припомнил, как, бывало, ночами он вставал и
смотрел из окна на город внизу. Там мерцал только один огонек в библиотечном
окне. Это отец засиживался допоздна над книгой в нездешнем свете зеленой лампы.
И радостно, и грустно было смотреть на этот одинокий огонек и знать, что его… —
Вилли помедлил, подбирая слово, — …его отец один бодрствует во всем этом
мраке.
— Вилли, — окликнул старик, по должности —
уборщик, по воле случая — его отец, — а тебе чего хочется?
— А? — Вилли встрепенулся.
— Ты предпочитаешь книжку в белой шляпе или в черной?
— Шляпе?
— Вот Джим, — старик медленно двинулся вдоль
полок, слегка касаясь пальцами книжных корешков, — Джим носит черные
десятигаллоновые шляпы и книжки предпочитает им под стать. Поначалу Мориарти,
верно, Джим? Теперь он готов хоть сейчас двинуться от Фу Мангу к Макиавелли —
средних размеров темная фетровая шляпа, а оттуда — к доктору Фаусту, это уже
большущий черный стетсон. А на твою долю остаются приятели в белых шляпах… Вот
Ганди, там дальше — святой Томас, следующий… ну, к примеру, Будда.
— Меня вполне устроит «Таинственный остров», —
улыбнулся Вилли.
— Я не понял, при чем здесь шляпы? — нахмурился
Джим.
— Однажды, очень давно, — неторопливо проговорил
отец, протягивая Вилли Жюля Верна, — я, как и каждый человек, решил для
себя, какой цвет буду носить.
— Ну и какой? — недоверчиво спросил Джим.
Старый человек, казалось, удивился и поспешил рассмеяться.
— Ну и вопросы ты задаешь!.. Ладно, Вилли, скажи маме,
что я скоро буду. А теперь, двигайте-ка отсюда оба. Мисс Уотрикс! — мягко
окликнул он библиотекаршу. — Будьте настороже. К вам подбираются динозавры
и таинственные острова.
Дверь захлопнулась. На небесных полях высыпали ясные звезды.
— Дьявольщина! — Джим втянул носом воздух с
севера, потом — с юга. — А где буря? Этот проклятый торгаш обещал… Я же
должен посмотреть, как молния вдарит в мою крышу!
