— Джим, это я…
— Знаешь, он был как бегемот, только сдутый.
— Джим, прошлой ночью…
— А вокруг черные плюмажи, барабаны черным затянуты и
по ним — черными колотушками — бум! бум! Я сдуру начал утром маме рассказывать,
только начал ведь, а тут уже и слезы, и крики, и опять слезы. Вот женщинам
нравится рыдать, правда? А потом ни с того ни с сего обозвала меня «преступным
сыном»! А чего мы такого сделали, а, Вилли?
— Кто-то чуть было не прокатился на карусели. Но Джим,
похоже, не слушал. Он шел сквозь дождь и думал о своем.
— По-моему, с меня хватит уже всей этой чертовщины.
— По-твоему?! И это — после всего? Ну что ж, Джим, хватит
так хватит. Только вот что я тебе скажу. Ведьма, Джим, на Шаре! Этой ночью я
один…
Но уже некогда было рассказывать. Не осталось времени
поведать о том, как он сражался с шаром, как одолел его, как шар повлекся
умирать в пустынные края, унося с собой слепую Ведьму. Не было времени, потому
что сквозь дождь ветер донес до них печальный звук.
Они как раз проходили через пустырь с большущим дубом
посередине. Вот оттуда, из теней возле ствола, и послышалось им…
— Джим! Там плачет кто-то!
— Да вряд ли! — Джим явно хотел идти дальше.
— Там девочка. Маленькая!
— Спятил? Чего это маленькую девочку потянет в дождь
плакать под дубом? Пошли.
— Джим! Да ты что, не слышишь?
— Ничего я не слышу! Идем.
Но тут плач стал громче, он печальной птицей легко скользил
сквозь дождь по мертвой траве, и Джиму волей-неволей пришлось повернуть за
Вилли. А тот уже шагал к дубу.
— Джим, я, пожалуй, знаю этот голос!
— Вилли, не ходи туда!
Джим остановился, а Вилли продолжал брести, подскальзываясь
на мокрой траве, пока не вошел в сырую тень. Насыщенный водой воздух,
неотделимый от серого низкого неба, путался в ветвях и струйками стекал вниз,
по стволу и веткам; и там, в глубине, действительно притулилась маленькая
девочка. Спрятав лицо в ладошках, она рыдала так, словно город внезапно
провалился сквозь землю, все люди перемерли в одночасье, а сама она потерялась
в дремучем лесу.
Подошел Джим, встал у края теней и тихо спросил:
— Это кто?
— Сам не знаю, — отвечал Вилли, сдерживая уже
созревшую догадку, от которой самому впору зареветь.
— Не Дженни Холдридж, а?
— Нет.
— И не Джейн Франклин?
— Да нет же, нет. — Губы Вилли потеряли
чувствительность, как от заморозки у зубного врача. Одеревеневший язык едва
шевелился: — Нет. Н-нет.
Малышка продолжала плакать, хотя уже чувствовала, что не одна
под деревом, просто остановиться не могла. И головы пока не поднимала.
— …Я… я… помогите мне, — донеслось сквозь
всхлипывания, — никто мне не поможет… я… я… не такая…
Наконец, собравшись в силами, она подавила очередной всхлип
и подняла лицо с совершенно опухшими и заплывшими от слез глазами. Она
разглядела ребят, и это потрясло ее.
— Джим! Вилли! О Боже, это вы!
Она схватила Джима за руку. Он шарахнулся назад, бормоча:
— Нет! Ты что? Не знаю я тебя, отпусти!
— Вилли! — запричитала девчушка растерянно. —
Ну хоть ты-то помоги! Джим, не уходи! Не бросайте меня здесь! — Слезы
снова ручьем хлынули у нее из глаз.
— Нет! — пронзительно взвизгнул Джим, вырвал руку,
упал, вскочил на ноги, замахнулся даже невесть на кого, но удержался, затрясся
весь и прошептал, заикаясь:
— Ой, Вилли, пойдем отсюда, ну, пожалуйста, пойдем, а?
Девочка под деревом испуганно отшатнулась; широко
распахнутые глаза умоляюще и недоуменно перебегали с лица на лицо, потом она
застонала, обхватила себя за плечи и принялась раскачиваться, упрятав лицо на
грудь. Она не плакала больше. Нет, она напевала что-то в такт своим наклонам, и
видно было, что она так и будет мурлыкать себе под нос, одна, под деревом,
среди серого дождя, и никто не подпоет ей, никто ее не остановит…
— …кто-то должен мне помочь… кто-то должен ей
помочь, — она причитала, как по мертвому, — кто захочет ей помочь…
никто не может… никто не поможет… ладно, не мне, но ей помогите… ужасно…
— Она нас знает, — обреченно произнес Вилли,
наклонившись к девочке и повернув голову к Джиму. — Я не могу ее бросить!
— Да врет она все! — яростно выпалил Джим. —
Врет! Не знает она нас! Я же ее в глаза не видел!
— Нет ее, нет, верни ее, верни назад, —
приговаривала девочка, раскачиваясь с закрытыми глазами.
— Кого? — участливо спросил Вилли, присев рядом с
ней на корточки. Он даже тихонько тронул ее за руку. Она сразу вцепилась в
него, тут же поняла свою ошибку, потому что он дернулся, выпустила его руку и
снова разревелась.
Теперь Вилли терпеливо ждал, а Джим подскакивал и ерзал
поодаль и все звал его идти, канючил, как маленький, что ему это не нравится,
что они должны идти, должны идти…
— О-о-о, — тянула девочка, — она потерялась.
Она убежала в то место и не вернулась больше. Найдите ее, найдите, пожалуйста,
пожалуйста…
Весь дрожа, Вилли заставил себя погладить девочку по мокрой
щеке.
— Ну, не вешай нос, — прошептал он, — все
будет о'кей. Я помогу тебе.
Девочка открыла глаза и замолчала.
— Я — Вилли Хэллуэй, слышишь? Ты сиди тут, а мы через
десять минут вернемся. Идет? Только не уходи никуда. Она покорно закивала.
— Значит, сидишь здесь и ждешь нас, так?
Она снова молча кивнула. Вилли выпрямился. Это простое
движение почему-то испугало девочку, и она вздрогнула. Вилли помедлил, глядя на
нее сверху вниз, и тихо произнес:
— Я знаю, кто вы. Но мне надо проверить.
Знакомые серые глаза глянули на него в упор. По длинным
черным волосам и бледным щекам стекали капли дождя.
— Кто поверит? — едва слышно пролепетала она.
— Я, — коротко ответил Вилли.
Девочка откинулась спиной к дереву, сложила на коленях
дрожащие руки и застыла, бледная, тоненькая, очень маленькая, очень потерянная.
— Я теперь пойду, ладно? — спросил Вилли.
Она кивнула, и тогда он зашагал прочь.
На краю пустыря Джим сучил ногами от нетерпения. Он слушал
Вилли, истерично поскуливая, всякие междометия так и сыпались из него.
