— Интересно, куда же они запропастились? — Чарльз
Хэллуэй расставлял книги по местам. — Знай они, что вы тут с бесплатными
билетами, небось запрыгали бы от радости.
— Вы полагаете? — Улыбка м-ра Дарка мелькнула и
растаяла, как остаток леденца. Он тихо и значительно произнес: — Я могу убить
вас.
Чарльз Хэллуэй кивнул, не прекращая своего занятия.
— Вы слышали, что я сказал? — вдруг заорал
Человек-в-Картинках.
— Слышал, слышал, — спокойно ответил Чарльз
Хэллуэй, взвешивая на ладони тяжелый том, словно он был его приговором. —
Но вы не станете убивать меня сейчас. Вы слишком самоуверенны. Это, наверное,
оттого, что вы слишком давно содержите свое заведение.
— Стало быть, прочли две-три газетки и решили, что все
знаете?
— Не все, конечно, но вполне достаточно, чтобы
испугаться.
— Испугаться стоило бы куда сильнее, — угрожающе
заявила толпа, скрытая под черной тканью костюма. — У меня там, снаружи,
есть один специалист… все решат, что случился простой сердечный приступ.
У м-ра Хэллуэя кровь метнулась от сердца к вискам, а потом
заставила вздрогнуть запястья. «Ведьма», — подумал он и, видимо,
непроизвольно шевельнул губами.
— Верно, Ведьма, — кивнул м-р Дарк.
Его собеседник продолжал расставлять книги по полкам, одну
из них все время прижимая к груди.
— Эй, что вы там прижимаете? — М-р Дарк
прищурился. — А, Библия! Очаровательно! Как это по-детски наивно и свежо.
— Вы читали ее, мистер Дарк?
— Представьте, читал. Скажу даже больше. Каждую главу
этой книги, каждый стих вы можете прочесть на мне, сэр! — М-р Дарк
замолчал, закуривая, выпустил струю дыма сначала в сторону таблички «Не
курить», а потом в сторону Чарльза Хэллуэя. — Вы всерьез полагаете, что
эта книжка может повредить мне? Значит, ваши доспехи — это наивность? Ну,
давайте посмотрим.
Прежде чем м-р Хэллуэй успел двинуться, Человек-в-Картинках
подскочил к нему и взял Библию. Он держал ее крепко, обеими руками.
— Ну что? Удивлены? Могу даже почитать вам. — Дым
от сигареты м-ра Дарка завихрялся над шелестящими страницами. — А вы,
конечно, ожидали, что я рассыплюсь прямо перед вами? К вашему несчастью, это
все — легенды. Жизнь, это очаровательное скопище самых разных понятий,
продолжается, как видите. Она движет сама себя и сама себя оберегает, а смысл
ей придает неистовость. А я — не последний в легионе необузданных.
М-р Дарк, не глядя, швырнул Библию в мусорную корзину.
— Мне кажется, ваше сердце забилось чуточку веселее? —
иронично обратился он к м-ру Хэллуэю. — Конечно, остротой слуха я не
сравнюсь с моей Цыганкой, но и мои уши кое-чего стоят. Как интересно бегают у
вас глаза! И все куда-то мне за плечо. На что они намекают? Ах, на то, что
мальчишки где-то здесь, в переходах этой богадельни. Прекрасно. По правде, я не
хочу, чтобы они удрали. Едва ли кто-нибудь поверит их болтовне, а даже если и
так — разве это плохая реклама моему заведению? Люди приходят в возбуждение, у
них потеют руки и ноги, они украдкой пробираются за город, облизываются, они
только и ждут приглашения познакомиться с лучшими из наших аттракционов.
Помнится, и вы были среди них? Сколько вам лет?
Чарльз Хэллуэй плотно сжал губы.
— Пятьдесят? — с удовольствием прикидывал м-р
Дарк. — Пятьдесят один? — Голос его журчал, как весенний
ручей. — Пятьдесят два? Помолодеть хотите?
— Нет!
— Ну, зачем же кричать? — М-р Дарк пересек
комнату, пробежал пальцами по корешкам книг на полке, словно годы
пересчитывал. — А ведь молодым быть совсем неплохо. Подумайте, снова сорок
— ну, не прелесть ли? Сорок ровно на десять приятнее, чем пятьдесят, а тридцать
приятнее на целых двадцать.
— Я не хочу вас слушать! — Чарльз Хэллуэй
зажмурился.
М-р Дарк посмотрел на него, склонив голову набок.
— Вот странно: чтобы не слышать меня, вы закрыли глаза.
Заткнуть уши было бы надежнее.
Чарльз Хэллуэй прижал ладони к ушам, но и сквозь них
проникал ненавистный голос.
— Вот что я предлагаю, — вещал м-р Дарк, попыхивая
сигаретой, — если вы поможете мне в течение пятнадцати секунд — дарю вам
ваше сорокалетие. Десять секунд — и можете снова праздновать
тридцатипятилетние. Очень неплохой возраст. Сравнить с вами сейчас — почти
юноша. Ну же, решайтесь. Давайте так: я начну считать по своим часам, по
секундной стрелке. Как только решитесь, просто махнете рукой, а я вам тут же
отмотаю, ну, скажем, лет тридцать, идет? Как говорят специалисты по рекламе:
выгодное дельце! Да вы только подумайте! Начать все сначала, когда все вокруг,
а главное — внутри, новое, славное, милое. И столько еще предстоит сделать, о
стольком можно подумать и столько всего попробовать. Давайте! Ваш последний
шанс! Начали. Один, два, три, четыре…
Чарльз Хэллуэй отпрянул к стене, согнулся, изо всех сил сжал
зубы, лишь бы не слышать проклятый счет.
— Вы теряете время, старина, — не переставая
считать, говорил м-р Дарк. — Пять. Вы все теряете. Шесть. Семь. Считайте,
почти потеряли. Восемь. Просто расточитель какой-то! Девять. Десять. Да вы
дурак, Хэллуэй! Одиннадцать. Двенадцать. Почти совсем поздно. Тринадцать,
четырнадцать. Все потеряно! Пятнадцать! Навсегда! — М-р Дарк опустил руку
с часами.
Чарльз Хэллуэй отвернулся, выдохнул и прижался лицом к
книжным корешкам, к старой уютной коже, хранящей запах древности и засохших
цветов.
М-р Дарк уже стоял у выхода.
— Оставайтесь здесь, — резко приказал он. —
Послушайте свое сердце. Я пошлю кого-нибудь остановить его. Но сначала —
мальчишки.
Толпа бессонных созданий, сплошь покрывавшая рослое тело,
верхом на м-ре Дарке, крадучись, отправилась на охоту. М-р Дарк позвал, и вся
орава вторила ему:
— Мальчики! Где вы там? Отзовитесь.
Чарльз Хэллуэй прыгнул к двери, но комната перед его глазами
стала мягко поворачиваться, и он едва успел рухнуть в кресло с одной только
мыслью, стучащей в висках: «Сердце! Сердце мое, послушай! Куда же ты рвешься? О
Боже! Оно хочет на свободу!» Он откинулся на спинку и затих.
Человек-в-Картинках мягко, по-кошачьи, продвигался в
лабиринтах, окруженный молчаливо замершими на полках, застывшими в ожидании
книгами.
— Мальчики! Вы меня слышите?
Молчание.
— Мальчики!
42
Где-то среди миллионов книг, за двумя десятками поворотов
направо, за тремя десятками поворотов налево, после запертых дверей, левее
полупустых полок, может, в литературном закопченном диккенсовском Лондоне,
может, в Москве Достоевского, а то и вовсе в степях, раскинувшихся позади
русской столицы, то ли под сенью атласов, то ли за баррикадами «Географий»
стояли, но может быть, и лежали, покрываясь холодным потом, двое ребят.
