— Ты чего это? — Отец лязгнул зубами.
Вилли фыркнул.
— Кажись, не в той тональности спел, — сконфуженно
произнес отец.
Шар в груди Вилли взорвался. Он захохотал.
— Папа! — он подпрыгнул. Схватил отца за руку и
забегал по кругу, крякая и кудахча. Ладони били по коленям, пыль летела
столбом.
— «О Сюзанна!»
— «Ты не плачь обо мне!»
— «Я пришел из Алабамы…»
— «И банджо мое…»
— «При мне!» — хором выкрикнули они.
Гармошка хрюкнула и выдала истошный фальшивый визг. Чарльз
Хэллуэй, не обращая на это внимания, требовал от нее какую-то плясовую
собственного изобретения, изгибался, подпрыгивал и никак не попадал ладонью по
своей пятке.
Они кружились, сталкивались, бодались и дышали все
запаленнее: ха! ха!
— О Боже мой, ха! Вилли, сил нет! Ха-ха!
Они хохотали как безумные, и вдруг посреди хохота кто-то
чихнул. Отец и сын повернулись. Вгляделись.
Кто это там лежит в лунном свете? Джим, что ли? Найтшед? Это
он чихает? И щеки порозовели?
Да ладно! Отец сгреб и закружил Вилли, попискивая гармошкой.
Они прошлись в дикой самбе раз, другой, перепрыгнули через Джима, попавшегося
на дороге.
— «Ктой-то там на кухне с Диной?» — горланили они.
— «Я-то знаю, что за гусь!»
Джим провел языком по губам. Никто этого даже не заметил. А
если и заметил, то не подал виду. Джим открыл глаза. Первое, что он увидел,
были два идиота, скакавшие в пыли. Джим помотал головой: не может быть. Он шел
через годы, вернулся Бог весть откуда, а ему даже «Эй!» никто не сказал.
Дергаются как припадочные. Обидные слезы защипали глаза, но еще прежде слез из
горла проскользнул смешок, за ним — другой. Джим расхохотался. Нет, ну они
точно ополоумели, этот Вилли со своим стариком. Скачут как гориллы, пыль
столбом, и морды у обоих при этом загадочные. Они вились вокруг Джима, хлопали
себя по коленкам и с оттопыренными ушами трясли над ним головами. И они
смеялись. Все время смеялись. Волны их веселья омывали Джима с головы до ног, и
казалось, смех не иссякнет, даже если рухнут небеса или разверзнется земля.
Глядя на друга, Вилли скакал как сумасшедший и с восторгом
думал: «Он не помнит! Не помнит, что был мертвый, а мы не скажем ему,
никогда-никогда не скажем! Ду-да-да! Ду-да-да!»
Ни Вилли, ни отец не крикнули: «Привет, Джим! Давай с
нами!», нет, они просто протянули руки, словно он случайно, ну, например,
споткнувшись, выпал из их круга, и дернули его обратно. И Джим взлетел. А когда
опустился на землю среди них, то уже плясал с ними вместе. Теперь, крепко
сжимая горячую руку Джима, Вилли точно знал: они дурачились не зря. Это их
вопли, прыжки и нелепые рожи вливали в Джима живую кровь. Они приняли его, как
повитуха принимает новорожденного, встряхнули, похлопали по спинке, и Джим
задышал.
Отец пригнулся, Вилли с ходу перемахнул через него и тут же
пригнулся сам. Чехарда сразу пошла замечательно, в хорошем темпе, и вот уже
Вилли и отец стоят пригнувшись друг за другом и ждут прыжка Джима. Джим прыгнул
раз, другой… но одолел только половину спины Чарльза Хэллуэя, и они всей кучей,
с совиным уханьем и ослиным гоготом, покатились в траву. Все трое чувствовали
себя словно в Первый День Творения, когда Радость еще не покинула Сад
Господень.
Охая, они уселись на траве, похлопывая друг друга по плечам,
разобрались с ногами — где чьи? — и обменялись счастливыми взглядами,
немножко пьяные от пережитого веселья. А потом, насмотревшись на соседа,
наулыбавшись, посмотрели на луг.
Поверх слоновых могил рухнувших шатров лежали перекрещенные
шесты. Ветер шевелил складки, как лепестки огромной черной розы.
Мир вокруг спал, и только они, троица уличных котов,
довольно жмурились на луну.
— Что это было? — сиплым от недавнего смеха
голосом выговорил наконец Джим.
— Э-э, чего только не было! — воскликнул Чарльз
Хэллуэй.
Все трое снова рассмеялись, но вдруг Вилли схватил Джима за
руку и заплакал.
— Эй, — тихонько сказал Джим и снова повторил
нежно: — Эй, ну…
— Джим, ох, Джим, — уже не сдерживался
Вилли, — Джим, мы с тобой всю жизнь друзьями будем…
— Это уж точно, — тихо и серьезно подтвердил Джим.
— Ладно, все в порядке, — сказал Чарльз
Хэллуэй. — Теперь можно и поплакать. Из лесу выбрались, это главное. Дома
еще насмеемся.
Вилли отпустил Джима и теперь стоял, с гордостью глядя на
отца.
— Ой, папа, ты же такое сделал!..
— Не я один. Мы вместе сделали.
— Без тебя бы ничего не вышло. Значит, я просто не знал
тебя, но зато теперь-то уж точно знаю.
— Ну да?
— Ей-богу!
Каждому из них казалось, что голову другого окружает влажное,
мерцающее сияние.
— Годится! — согласился отец и протянул руку.
Вилли схватил ее и потряс. Получилось смешно, и недавние
слезы как-то сами собой высохли. Теперь они смотрели на следы, уходящие по росе
в холмы.
— Папа, они вернутся? Как ты думаешь?
— И да, и нет. — Отец убрал в карман губную
гармошку. — Они не вернутся. Будут другие, похожие. Не обязательно
Карнавал, одному Богу известно, под какой личиной они явятся в следующий раз.
Может, уже на восходе, может, ближе к полудню или в крайнем случае на закате,
но они придут.
— Нет! — невольно воскликнул Вилли.
— Да, сынок. Теперь уж всю жизнь придется быть начеку.
Все только начинается.
Они неторопливо обогнули карусель.
— А как же мы их узнаем? — допытывался
Вилли. — На кого они будут похожи?
— Может быть, они уже здесь, — тихо ответил отец.
Оба друга быстро огляделись. Но поблизости была только
карусель да они сами. Тогда Вилли поднес руки к лицу и внимательно осмотрел их,
перевел взгляд на Джима и снова — на отца.
Чарльз Хэллуэй кивнул. Только один раз. Потом взялся за
медный шест и легко вскочил на карусель. Вилли встал рядом с ним. И Джим тоже.
Джим потрепал гриву черного жеребца, Вилли погладил коня по шее. Огромный круг
плавно накренился на волнах ночи.
«Только три кружочка вперед, — подумал Вилли. —
Ну, поехали!»
«Четыре круга вперед, приятель, — подумал Джим. —
Поживее!»
«Всего десять кругов назад, — подумал Чарльз
Хэллуэй. — Господи!»
