Боже милостивый, неужели она пришла к нему, чтобы искушать?
— Леди Каролина, — проговорил он холодно. — Похоже, вы не научились за прошедшие три месяца. Вы не должны приходить в апартаменты мужчины. Ни днем, ни, тем более, ночью. Да еще неодетой. Я допускаю, что мисс Твиттингдон — пустоголовый романтик, но она должна была вам это внушить.
Каролина сделала шаг назад и непроизвольно начала грызть ноготь. Он заметил длинные царапины на нежной коже ее запястья.
— Я знаю, что поступаю не по правилам, ваша светлость. Я не задержусь здесь. Я… я просто хотела вернуть вам вашу корзинку. Муффи замечательная кошка, — может быть, она самая лучшая кошка в Суссексе, если не во всей Англии, — но я не могу принять ее. Я… просто не могу.
— Муффи? — Он с любопытством взглянул на Каролину, потом понял и улыбнулся: — Это очень подходящее имя, леди Каролина. Но я не понимаю. Из-за того, что она вас оцарапала? Поэтому вы не можете ее принять?
— Потому что… — проговорила она совсем тихо, потупившись.
— Потому что?.. Что это значит? Выражайтесь яснее, моя дорогая. Ведь я несколько вечеров рыскал по окрестностям, чтобы отыскать для вас подходящую кошку. Я хотел подарить вам желтого пса, но не нашел.
Она подняла голову, и он увидел слезы, стоявшие у нее в глазах.
— Вы искали для меня собаку? Правда, Морган? Желтую? Вы так добры, что запомнили? Но я действительно не могу…
— Не можете принять пса. Да. Да. Я понимаю. — Он потер лоб, внезапно ощутив усталость. — Послушайте Каро, присядьте на минутку. — Он указал рукой на кресло. — Это было трусостью с моей стороны — оставить корзинку с запиской, а самому сбежать, как зеленому юнцу, испугавшемуся собственного поступка. Нам нужно поговорить.
Она прошла мимо него и села на самый краешек красного кожаного кресла, держа корзинку на коленях. Она походила на наказанного ребенка и выглядела настолько невинной, что ему захотелось опрокинуть ее на коврик перед камином и заняться с ней любовью, чтобы она стала более человечной, — такой, например, какой была в ту первую ночь, когда смачно откусывала большие куски от яблока.
Он встал перед ней на колени.
— Каролина, — начал он, еще не зная точно, что хочет сказать. — Каролина, я привез вас сюда, в Акры, потому что хотел подготовить вас к выходу в лондонский свет в качестве давно пропавшей дочери седьмой графини Уитхемской. Я не сказал вам, зачем мне это нужно, а вы были достаточно добры, чтобы не задавать лишних вопросов.
— Вы неплохо заплатили мне за то, чтобы я не задавала вопросов, Морган, — напомнила ему Каролина, доставая Муффи из корзинки, поскольку кошка начала выражать недовольство в связи с тем, что ее слишком долго держат в заточении. — И вы позаботились о тете Летиции, Ферди и даже о Персике. Кроме того, ваш отец был очень добр ко всем нам. Если герцог, при всей его религиозности, верит, что вы поступаете правильно, то я тоже в это верю.
Каролина буквально излучала невинность, хотя Морган знал, что после жизни в Вудвере у нее не могло быть больших иллюзий. Он смотрел, как она прижимает к щеке замурлыкавшую кошку, поглаживая ее по гладкому меху, и почувствовал, что завидует этой кошке.
— Я все равно ничего не понимаю, Каролина. Вы принимали от меня одежду, пищу, от моего отца — кров. Так почему же вы не можете принять эту чертову… Почему вы не можете принять Муффи?
— Я хотела бы ее принять, Морган. Правда, хотела бы. Но… но вы сказали, что это было непростительное поведение. Вы сказали, что это было оскорбление. Кажется, вы сожалеете, что так поступили, а я… а я… — Голос Каролины прервался, и она зарылась лицом в шерсть Муффи.
Какой она еще ребенок. Какой чудесный, честный, милый ребенок!
— Вам понравился наш поцелуй? — спросил он, начиная думать, что он, может быть, и не худший на земле человек. — Вы это не решались мне сказать? Что вы не можете принять кошку, потому что не рассматриваете то, что мы делали, как непростительное поведение?
— Не смейтесь надо мной! Не смейте надо мной смеяться!
Прежде чем он успел отреагировать на ее восклицание, Каролина вскочила на ноги, все еще держа в руках уже шипевшую, взъерошенную Муффи.
Она посмотрела на Моргана сузившимися глазами:
— Я не сделала ничего плохого. Конечно, я поцеловала вас, но не позволила вам заняться грязным делом. Я никогда этого не позволю ни вам, никому бы то ни было другому. Поэтому вы смеете называть это оскорблением и откупаться кошкой. Я не считаю себя виноватой только оттого, что вы считаете виновным себя. Я не могу считать, что совершила что-то грязное и плохое, если это было так прекрасно. И я не буду сожалеть о том, что поцеловала вас, даже если вы, самый наглый и глупый мужчина в королевстве, считаете, что я не права. Не буду — и все тут!
Морган ошеломленно смотрел на нее, не понимая, о чем она говорит. Затем до него медленно стало доходить. Что знала о любви эта напуганная, введенная в заблуждение девочка? Какие ужасы ей пришлось повидать? Будь проклята Персик, поместившая Каролину в такое место, как Вудвер, где она Бог знает чего насмотрелась!
Нет, Каро не была настоящей леди Каролиной, но от этого она не становилась менее чистой и невинной. И она была совершенно не подготовлена к виду грязи, распутства и извращений, которые были, очевидно, обычным делом в Вудвере.
Он надеялся, что худшее из того, что видела Каролина, были забавы Человека-Леопарда, но в глубине души чувствовал, что это не так, хотя она и служила в привилегированном отделении лечебницы, находясь под покровительством храброго карлика Фредерика Хезвита и Летиции Твиттингдон.
Морган встал и положил руки на плечи Каролины, чувствуя дрожь, охватившую ее хрупкое тело:
— Неужели я действительно сделал это, моя крошка? Я ввел вас в заблуждение? Вы решили, что нужно стыдиться удовольствия, которое доставил вам поцелуй? Что вам угрожает грязное дело? И, что хуже всего, у вас создалось впечатление, что я стыжусь своего поступка и сожалею о нем.
Она с вызовом подняла подбородок и спросила:
— А разве это не так?
— Нет, детка, я ни о чем не жалею, — честно ответил Морган. — Ни в коей мере. Это было действительно чудесно. Но все же мне стыдно, ибо, как красноречиво заметил Ферди, я не имел права пользоваться вашей невинностью и вашим доверием. Этого я глубоко стыжусь и даже не смею просить прощения.
— Думаю, теперь я вас поняла. Вам понравилось меня целовать, но вы злитесь на себя за то, что сделали. Но ведь вам понравилось? Я хочу сказать: разве у вас не возникло странного ощущения в животе, а ноги разве не стали слабыми? И разве вам не хотелось держать меня и никогда не отпускать?
— Признаюсь, вы очень точно описали мое тогдашнее состояние.
— Значит, вы считаете непростительной только мысль о том, что вы вели себя не по-джентльменски?
