— Вот ты и явился наконец, мой маркиз-идиот, — обратилась к нему Каролина. — Скажи мне, теперь ты счастлив? Теперь ты добился того, чего хотел, не так ли? Меня признают леди Каролиной. Если мы не поверим Персику, а поверить ей может только кретин с бараньей головой, потому что эта женщина готова поклясться в чем угодно, если решит, что сможет извлечь из этого выгоду. Но вернемся к нашему делу. Боже милосердный, означает ли это, что я буду представлена королевскому двору? Полагаю, что должна поблагодарить тебя за то, чему ты меня научил, поскольку принц-регент едва ли захочет, чтобы его каждый вечер кормили палтусом. Значит, у меня будет собственный экипаж и три дома, хотя жить я смогу только в одном. Каждую неделю я буду шить себе новое платье и ездить к Альмакам, у которых подают отвратительный лимонад. А что будешь делать ты, мой любезный супруг? Станешь ли ты одним из моих ухажеров? Конечно, если я буду жива. Уж об этом-то ты должен был подумать, ты так не считаешь? Я подумала. Мне о многом пришлось подумать за последние часы. Граф Уитхемский не станет плакать на моем плече от умиления по поводу того, что его племянница вернулась из могилы, или я чего-нибудь не понимаю? Но мне кажется, что он уже готовит для нее новую могилу.
Морган посмотрел на свою жену, сидевшую на широкой кровати с Муффи. Одетая в белоснежное домашнее платье, она выглядела мягкой и трогательной, как кошечка, но ее укусы были очень болезненными. Она смотрела в корень, видела самое существо дела, шла ли речь об угрозе ее жизни или о клятвах Персика О’Хенлан. Он не был удивлен. Разве он не понял с самого начала, что она была сообразительной девчонкой, схватывавшей все на лету, как обезьянка? Каролина была понятлива. Она поняла даже то, что он утратил контроль над ситуацией.
— Я никогда не верил, что он примет тебя, — признался Морган, беспомощно разводя руками. — Я думал, граф отвергнет твои — или мои — притязания, и Ричард вынужден будет вызвать меня на дуэль. Он должен был это сделать, если бы хотел остаться героем этого мерзкого, кишащего идиотами общества. Но Ричард спутал мне все карты. Они согласились признать тебя, и дуэли не будет. Все это не имеет смысла, Каро. Почему они не отвергли тебя?
— Ты меня спрашиваешь? Морган, позволь тебе напомнить, что из того немногого, что ты мне рассказал, я не могу составить никакого представления о происходящем. Я всего лишь исполнитель, которого ты нанял, человек, который вообще не должен задавать вопросов. Ты просто приказывал, а я подчинялась, зарабатывая себе коттедж и содержание. Вспомни: я не задавала вопросов. Хотя, оценивая ситуацию задним числом, приходишь к выводу, что я должна была попытаться выяснить истину, не правда ли?
Морган вытянул руку, призывая ее замолчать, и она немедленно подчинилась. Он должен подумать. Он должен выкинуть из головы реакцию отца на его достижения, свое собственное разочарование — и подумать.
Он принялся мерить комнату шагами, глядя в пол.
— Так сказал дядя Джеймс, — размышлял он вслух, — но я не воспринял его слова всерьез. Этот человек никогда в жизни не говорил правду. Никогда не делал ничего такого, что не сулило бы ему выгоду. Но что, если он сказал правду? Что, если — о Боже! — граф действительно замешан в убийстве брата и его жены? Возможно, он считает, что у меня есть доказательства. Страх этого разоблачения — в гораздо большей степени, чем прегрешения Ричарда, — сделал его настолько сговорчивым, что он согласился признать Каро. Уитхем — убийца? По правде говоря, я думал об этом, не исключал такой возможности, но я никогда действительно…
Он провел рукой по волосам, стараясь поточнее припомнить, что говорил его дядя. Ему вспомнились только ругательства и страх, а также мольбы спасти его душу, спасти их души. Оставив это, он сосредоточился на недавно закончившемся вечере.
— Из-за неожиданного вмешательства Ричарда мне не удалось ничего объяснить. Да если бы я и заговорил, то все равно ничего бы не доказал. В глазах всех Ричард — Единорог. Ричард — герой. Даже Веллингтон верит в это! Слова Ричарда имели бы больший вес, чем мои. Это всегда останавливало меня. И тут дядя Джеймс делает мне подарок, и я разрабатываю план. Он казался превосходным, однако не удался. По-видимому, граф действительно верит, что я могу разоблачить его, а не только Ричарда, — это объясняет его испуг, его уступчивость. Прием состоится на будущей неделе. У него масса времени. Он считает, что у него нет оснований опасаться тебя, Каро. Может быть, он защищает не Ричарда, — может быть, он защищает себя?
Каролина соскочила с кровати и встала, преградив ему дорогу, так что ему пришлось прекратить хождение по комнате.
— Сейчас, Морган, ты сядешь и расскажешь мне обо всем. Ты расскажешь мне все о своем дяде. Все о Ричарде. Все об этой проклятой мести, которая довела тебя до того, что ты даже не заметил, как соблазнительна твоя жена в новом домашнем платье. Ты меня понял?
Морган улыбнулся, обняв Каролину за плечи. Он хотел только одного: вернуться к анализу сегодняшнего вечера, но она была права.
— Я бурчал что-то себе под нос, дорогая, не так ли? Извини. Ты права. Ты заслуживаешь, чтобы я все тебе объяснил. Пойдем, ты должна устроиться поудобнее, тебе предстоит выслушать историю о том, каким я был дураком. Но предупреждаю: это не очень веселая история.
— Я никогда и не предполагала, что она может оказаться веселой.
Он подвел ее к кровати, усадил и поцеловал в лоб, накрыв ее ноги одеялом. Затем сел сам.
— Я полагаю, мне следует начать сначала, — сказал он с болью в голосе, зная, что ему предстоит рассказать то, о чем он хранил молчание в течение трех лет; то, о чем он пытался забыть. Он расскажет Каролине все, не скрывая неприглядных деталей, которые скрыл даже от отца.
— Сначала я расскажу тебе о Джереми.
Каролина взяла его за руку, но, начав рассказывать, он забыл про нее, забыл, где находится, и видел перед собой только военный лагерь в горах, ощущал только порывы пронизывающего ветра и тяжелое чувство ожидания. Ожидания помощи. Ожидания Ричарда.
Три дня и три ночи, потом четыре, потом неделя, потом он решил, что Ричард, должно быть, попал в плен. Джереми спросил, считает ли Морган, что Ричард мертв, затем снова погрузился в молчание, которого не нарушал целых два дня. Джереми, который не был солдатом, которому вообще было не место в этом лагере.
Они были отрезаны от всего мира из-за страсти Моргана к секретности. Только Ричард знал об их существовании. Только Ричард мог спасти их от голода, от французов. Хенкок уже заболел дизентерией, Берт должен был скоро умереть, если раной на его ноге не займется врач.
Они не могли покинуть лагерь. Отступавшие отряды французов окружали их со всех сторон, и двигаться с больными и ранеными было невозможно. Легче было бы верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем провести отряд по склону горы, кишевшему французами.
Но хуже всего было то, что в случае плена Ричарда и его гибели зашифрованное послание Моргана могло попасть в руки врага. Ричард, которому Морган по глупости сообщил о том, о чем тот не должен был знать, мог под пытками выдать тайну, подвергнув опасности тысячи англичан.
