Мальчишки, примостившиеся в высоких нишах, зажмурили глаза,
задержали дыхание.
– Ни звука, – комариным писком донесся до ушей Тома голос
Смерча. – Ни вздоха…
Снова послышалось треньканье арф.
Процессия поползла дальше.
И среди всего этого золота, игрушек, воздушных змеев для
покойников – плыла мумия, маленькая, двенадцатилетняя, новехонькая, в золотой
маске, как две капли воды похожей на…
…Пифкина!
«Нет, нет, нет, нет, нет!» – взмолился про себя Том.
– Да! – крикнул мышиный голосок, тоненький, отчаянный,
полузадушенный, пленный, одичалый.
– Это я! Я тут. Под маской. Запеленутый намертво. Не могу
шевельнуться. Не могу крикнуть. Не могу выпутаться!
«Пифкин! – подумал Том. – Погоди!»
– Не могу! Попался я! – кричал еле слышный голосок из-под
расписных свивальников. – Не бросайте меня! Ищите! Встретимся в…
Голос заглох – погребальная процессия завернула за угол и
сгинула в черном лабиринте.
– Где тебя искать, Пифкин? – крикнул во тьму Том Скелтон,
выскочив из своей ниши. – Где мы встретимся?
Но в этот самый момент Смерч, как подрубленное дерево,
рухнул из своей ниши. Бух! – он грянулся об пол.
– Не спеши! – остановил он Тома, глядя на него единственным
глазом, похожим на паука, запутавшегося в собственных сетях. – Мы еще успеем
спасти старину Пифкина. Тише, как мыши… Скользите, ползите, ребятки. Тс-сс-с…
Они помогли ему встать на ноги, размотали несколько бинтов,
прокрались на цыпочках по длинному коридору и завернули за угол.
– Божьи коровки! – прошептал Том. – Глядите! Они кладут
мумию Пифкина в гроб, а гроб в этот… как его…
– Саркофаг, – вставил Смерч, знавший это мудреное слово. –
Гроб – и еще гроб – и еще один гроб, малыш. Один больше другого, и каждый
разрисован иероглифами, рассказами о жизни покойного…
– О жизни Пифкина?
– Ну, того, кем был Пифкин в той жизни, в тот год, четыре
тысячи лет тому назад.
– Ага, – прошептал Ральф. – Смотрите – картинки на стенках
гроба. Пифкину год от роду. Пифкину пять. Пифкин в десять лет – бежит со всех
ног. Пифкин влез на яблоню. Пифкин понарошку тонет в озере. Пифкин забрался в
сад с персиками и закатил себе пир. Стойте, а это что такое?
Смерч наблюдал за похоронными хлопотами.
– Они вносят в погребальную камеру разную мебель, чтобы ему
было уютно в Стране Мертвых. Лодочки. Змеи. Кубарь с хлыстиком, чтобы вертелся.
Свежие фрукты – на случай, если Пифкин проснется сотни лет спустя и захочет
перекусить.
– Как не проголодаться! Эй, да что же это? Они уходят! Они
закрывают гробницу!
Смерч обхватил Тома и крепко держал, а Том отчаянно рвался у
него из рук.
– Они оставили Пифкина там, похоронили? Когда же мы его
спасем? – Успеется. Долгая Ночь вся впереди. Мы увидим Пифкина вновь, не
сомневайся. И тогда…
Дверь гробницы со стуком захлопнулась.
Мальчишки подняли крик и вой. В темноте они слышали, как
шлепается известковый раствор и шуршит мастерок, замуровывая последние щелочки
между камнями, последние зазоры.
Плакальщицы удалились, унося онемевшие арфы.
Ральф стоял в своем костюме Мумии, как оглушенный, глядя
вслед уходящим теням.
– Значит, вот почему я вырядился Мумией? – Он дотронулся до
бинтов. Он потрогал свое изборожденное морщинами из папье-маше, древнее лицо. –
Значит, вот какую роль я должен играть в Канун Всех святых?
– Верно, малыш, верно, – пробормотал Смерч. – Египтяне умели
строить на века. Они рассчитывали на десять тысяч лет. Гробницы, ребятки,
гробницы. Могилы. Мумии. Кости. Смерть, смерть. Смерть была сердцевиной,
зеницей ока, светом, душой и телом их жизни! Гробницы, все новые и новые
гробницы с потайными ходами, так что никто не мог туда пробраться, чтобы воры
не подкопались и не унесли души, игрушки, золото. Ты одет Мумией, малыш, потому
что так египтяне наряжались для Вечности. Закутавшись в полотняный кокон, они
надеялись выйти на свет прекрасными бабочками, в какой-нибудь дальней,
чудесной, полной любви стране. Ощупай свой кокон, дружок. Прикоснись к чуду.
– Ух ты, – сказал Ральф-Мумия, моргая, разглядывая
подернутые дымкой стены и древние иероглифы. – Выходит, у них каждый день был
Канун Всех святых!
– Каждый день! – восхищенно ахнули все.
– Каждый день был Кануном Всех святых и для этих! – Смерч
указывал куда-то пальцем.
Мальчишки обернулись.
В могильном склепе затрепетала как бы зеленая молния. Земля
затряслась, полнясь отголоском доисторического землетрясения. Где-то вулкан
заворочался во сне, и на стены упал багровый отблеск раскаленного склона.
На стенах вокруг проступили рисунки первобытных людей,
живших задолго до древних египтян.
– Ну! – сказал Смерч. Молния ударила.
Саблезубые тигры пожирали пещерных людей, вопящих от ужаса.
Их кости тонули в ямах с природным асфальтом. Они утопали, завывая.
Смерч сморгнул. Молния разила с небес, поджигая леса. Один
обезьяночеловек, удирая, схватил пылающий сук и ткнул его в пасть саблезубому
тигру. Тигр взревел и отскочил. Обезьяночеловек, победно хохоча, швырнул
горящий сук в кучу осенней листвы у себя в пещере. Сбежались другие люди,
протягивая руки к огню, грелись, насмехаясь над перепуганной желтой тварью, чьи
глаза светились в ночи.
– Видали, ребятки? – Отблески пламени плясали на лице
Смерча. – Дни Вечного Холода миновали. А все потому, что один из этих
смельчаков, изобретатель, запалил листья в пещере зимой.
– А при чем тут Канун Всех святых? – спросил Том.
– При чем? Да разрази меня молнией – при всем! Когда ты сам
и твои друзья гибнут каждый Божий день, как-то недосуг задуматься о смерти, а?
Все время в бегах, некогда оглянуться. Но когда, наконец, ты остановился…
Он коснулся стен. Пещерные люди замерли на бегу.
– Тогда у тебя есть время подумать, откуда ты взялся, куда
идешь. Огонь озаряет путь, ребятки. Костры и молнии. Можно созерцать утренние
звезды. Костер в родной пещере – твоя защита. Только сидя у ночного костра,
пещерный житель, человек-зверь, наконец-то мог спокойно покрутить свои мысли на
вертеле, поливая жирком любознательности. Солнце умирало в небе. Зима
наступала, как громадный белый медведь, стряхивая с себя лавины снега.
Похороненный в снегах, он думал, вернется ли весна в этот мир. Воскреснет ли
солнце на будущий год, или оно убито навеки? Об этом размышляли египтяне.
Пещерный человек задавал этот вопрос за миллионы лет до них. Взойдет ли солнце
завтра утром?
