Клим напряженно оглядывал толпу. Жора с Еленой то и дело с кем-то здоровались: они всех знали — то просили русобородого парня свозить их на рыбалку, то обещали купить у бабы поросеночка.
На Клима никто не обращал внимания, кроме мальчишек, которые тут же распознали в нем иностранца.
— Гля, гля! — тыкали они в него пальцами. — Шляпа-то какая!
— А пуговицы-то на пинджаке сияют! Вот так барин…
На столах пустые миски, объедки пирогов и залитые рассолом полотенца.
— Частые дожди происходят оттого, что пушки на фронтах больно громко стреляют, и небеса растрясаются, — кричал на весь двор маленький попик, сгребая в кулак редкую, в хлебных крошках бородку. — Надо закон установить, чтобы война с немцами велась только саблями и штыками, потому что от дождей нации страдают в равной мере.
— На-кось, попробуй квашеной капустки! — приставала к Климу попадья. — Жора, барчук-то наш, говорит, ты из-за границы приехал — у вас небось такой не бывает. Я ее постным маслом заправляю, сам митрополит однажды вкушал и нахваливал.
Нины нигде не было видно. Клим наткнулся взглядом на Григория Платоновича: тот сидел на земле, обхватив голову руками, и пьяно раскачивался из стороны в сторону.
— А… и вы тут… — проговорил он, заметив Клима.
— Где Нина Васильевна?
— За леща бьется. — Григорий Платонович показал на поповскую избу.
Клим поднялся на крыльцо и вошел в пахнущие старым деревом полутемные сени. Из раскрытой двери доносились голоса.
Нина сидела боком к маленькому пыльному окошку — и опять была непохожа на себя: простая кофточка с засученными рукавами, через плечо перекинута пышная коса. Нина сердито смотрела на стриженного в скобку мужика, топтавшегося на половике у печки.
— О чем вы договаривались с моим мужем?
— Дык он мне сказал: «Плати, Архип, пятнадцать рубликов в год и можешь ловить рыбу с моей тони
[13]
».
— Пятнадцать?
— Точно так-с.
Нина оперлась на столешницу кулаками:
— А я вчера видела, как твои сыновья на моем участке невод закидывали. При мне две дюжины лещей выудили.
— Дык прикармливаем, ваши сиятельство. Столько денег на это дело изводим — чистое разоренье!
— Разорятся не надо, — насмешливо сказала Нина и вдруг заметила в дверях Клима. Глаза ее сверкнули; она подбежала к нему: — А вот и мой новый арендатор! Я ему тоню сдам. Подыграйте мне! — прошептала она едва слышно.
— Да как же это, ваше сиятельство?! — забеспокоился Архип. — Я три года рыбу прикармливал… Ежели вам моя цена кажется неподходящей, я накинуть могу. Пусть будет двадцать рублей.
— Лещ на базаре трешницу стоит, а в городе — десятку, — напомнила Нина.
— Я сто рублей дам, — с улыбкой сказал Клим.
Архип схватился за сердце:
— Да где ж это видано… Сто пять!
Торговались долго, войдя в раж; поминали святых угодников и грозили друг другу то небесными карами, то судом, то «знакомыми ребятами». Клим уступил, только когда цена дошла до пятисот рублей.
Архип кинул шапку на пол:
— Разорили! Раздели донага! — Но тут же полез за пазуху и, недобро косясь на Клима, отслюнил из толстой пачки две зеленых керенки по двести пятьдесят рублей. — Расписочку извольте!
Нина добыла у попадьи бумагу и карандаш, и, получив свое, Архип выбежал из избы.
Нина еще раз посмотрела на купюры на свет.
Вот он, обещанный крупный улов! С бьющимся сердцем Клим подошел к ней:
— Вроде настоящие?
Она спрятала деньги в карман:
— А вы здорово умеете спорить… Где-то учились?
— В Шанхае довелось поработать в чайной компании. К нам купцы приезжали со всего света.
Закатное солнце падало из окна на Нину: лицо ее оставалось в тени, а руки и грудь в вырезе пестрой кофты казались золотисто-розовыми.
— Спасибо за помощь, — поблагодарила она. — Жора сказал, что вы не собираетесь нас выселять. Я понимаю, вам деньги нужны, но я могу расплатиться только весной… Правда, мне нечего оставить в дополнительный залог, кроме мебели и столового серебра.
Клим смотрел на нее, прикусив губу. Нина торговалась с ним точно так же, как с Архипом.
— Что я буду делать с вашей мебелью?
— Тогда давайте перепишем вексель, — торопливо предложила Нина. — И в марте… нет, лучше в мае… я пришлю вам деньги. Мой друг помог мне получить казенный подряд, так что мы выкрутимся.
— Друг — это Матвей Львович?
Нина удивилась:
— Да. Откуда вы знаете?
— Слухами земля полнится.
— Значит, договорились? Я вернусь в Нижний Новгород, и мы все оформим. Только прямо сейчас я не могу ехать в город — у меня тут дела.
Она нетерпеливо постукивала кольцами об оконную раму.
— Договорились, — ответил Клим.
— Отлично! Ну тогда до свидания.
Нина выбежала в сени. Со двора доносилась пьяная песня:
Какай-та сила тайная
Меня туды влечет,
Какай-та там красавица
В том тереме живет.
Клим провел ладонями по лицу. Получи, авантюрист… Ты подходишь ей, как танго к балалайке. Она будет любезничать с тобой ровно до тех пор, пока ты не погасишь вексель: это все, что ее интересует.
Входная дверь скрипнула, и Нина вновь появилась на пороге:
— Может, вы погостите у нас? Когда вы еще попадете в наши края?
Не обольщайся. Ей просто страшно отпускать тебя назад к присяжным поверенным: они наверняка скажут, что ты сошел с ума, давая ей отсрочку.
Глава 8
1
Клим прогуливал дела, как двоечник уроки. Он сделал из камешков болеадорас
[14]
и учил Елену с Жорой метательному искусству гаучо, бесстрашных аргентинских скотоводов. Нина смотрела на брата, улыбаясь:
— Только не перебейте друг друга.
Ездили на завод, на поля, плавали на лодке по заросшим кувшинками заводями. Черные топляки выглядывали из воды как доисторические звери; сутулая цапля стояла на отмели, и ее отражение расслаивалось зигзагами.
Взбирались на кручи, перепрыгивали с камня на камень, а потом неслись вниз и падали в мелкий речной песок. Жора и Елена возводили крепости, Нина плела венки из рябины, Клим обводил травинкой след от ее руки.
