— Пойдем попросимся в гостинице переночевать, — предложила Елена, когда они поравнялись с номерами Бубнова на Алексеевской. — Скажем, что мы молодые пролетарские поэты — прибыли из Москвы, но у нас украли вещи.
Восьмидесятилетний бывший швейцар, а ныне заведующий советским общежитием велел им идти в жилотдел губисполкома:
— Принесете ордер, тогда поговорим.
— Послушайте, уже поздно, все закрыто, — проговорил Жора. — Если вы нас не пустите, мы будем ночевать прямо тут.
— А я вот сейчас в ЧК позвоню!
Наругавшись вволю, старик сказал, что согласен пустить пролетарских поэтов в обмен на бутылку водки.
— Идите у Николаевны спросите, она допоздна на углу махоркой торгует. У ней завсегда чекушка найдется.
Николаевна, неряшливая беззубая баба, отвела Жору в подворотню и сунула ему большой аптечный пузырек.
— Идеальная пропорция! — заверила она. — Ты понюхай: спирт?
— Спирт, — согласился Жора.
— Видишь, я не обманываю. А то другие, бывает, воду подсовывают или что еще похуже.
Получив мзду, старик взял фонарь и повел Жору и Елену по немытой лестнице на второй этаж.
— Вот и ходи с вами взад-вперед, — ворчал он. — Постояльцы теперь денег не плотют за комнаты, въезжают по ордерам… Даже чаевых от них не дождешься. Все отсель разбежались, с такой-то службы, один я остался. — Старик отпер дверь. — Вот, ночуйте.
Он посветил фонарем. Елена заглянула в комнату и ахнула. Внутри чуть ли не вплотную друг к другу стояли топчаны, на которых храпели солдаты.
— Здесь места нет! — возмутился Жора.
— Чай, не баре… Это делегаты красноармейского съезда, они завтра по домам отправятся. А вы и тут поспите. — Он показал на крохотную, согнутую полукругом козетку.
Елена кое-как устроилась на ней, а Жора отправился «на первый этаж» — на пол.
Уснуть он не мог: все думал о Нине — ее арестовали? Или она успела спастись?
Сочинял эпитафии. Сначала для заведующего:
Здесь лежит свисток, фуражка,
И добрейший старикашка.
Потом для себя:
Оказался здесь не нужен —
Не предал, не затаился,
Не остался равнодушен
И в ЧК не пригодился.
Пуля в лоб для ускоренья,
И душа летит со свистом,
Чтобы ангелам пречистым
Почитать стихотворенья.
Куда податься? В деревню? Без документов? Или пристроиться где-нибудь в Нижнем Новгороде? А кормиться как? Денег осталось двадцать рублей. Ох, дурак, идиот! Хотел спасти «Барыню» и всех погубил…
Они встали на рассвете и отправились вниз. Жора решил, что попробует уговорить старика взять его на службу — за право жить в каком-нибудь закутке. Но заведующего нигде не было видно.
Они послонялись по полутемному вестибюлю, потыкали клавиши разбитого музыкального аппарата в углу.
— Да где же этот заведующий?! — в сердцах воскликнул Жора и, подпрыгнув, сел боком на стойку.
— Чего ты? — спросила Елена, заметив, как его глаза округлились от ужаса.
— Елен, а ведь старик-то…
Жора перебрался на другую сторону стойки. Заведующий лежал на полу под откинутой столешницей, поэтому они его сразу не заметили. Рядом валялся пустой аптечный пузырек.
Елена зашла за стойку:
— Боже мой, он что, отравился?
— А я вчера эпитафию ему написал, — проговорил Жора.
Он догадался, в чем дело: синюшное лицо, трупные пятна, сладковато-приторная вонь изо рта… В морг при Мартыновской больнице часто привозили отравившихся метиловым спиртом. На вид и запах он практически неотличим от алкоголя, вот ушлые торговцы и подсовывали его простакам. Смертельная доза — одна-две стопки; некоторые умирали сразу, некоторые мучились, а те, кто оставался в живых, навсегда теряли зрение.
На лестнице загремели шаги. Жора вскинулся, но убегать было поздно: вестибюль наполнился красноармейскими делегатами.
— Всё, мы уезжаем! — сказал один из них и кинул обомлевшему Жоре ключи. — Общежитие у вас поганое, по мебели вши ползают, мы будем на вас жаловаться.
— Да как будто в других гостиницах лучше! — засмеялись остальные.
— Ставьте отметку об убытии.
Пока Жора растерянно хлопал глазами, Елена выдвинула ящик конторки, достала чернильницу и принялась отмечать убывающих.
— Вот здесь распишитесь, — говорила она, передавая делегатам регистрационную книгу. — Кто не умеет расписываться, ставьте крестик.
Она улыбалась, блистала глазами, будто и не догадывалась, что под ногами у нее лежит мертвый человек.
Наконец делегаты вышли на улицу.
— Жора, старика надо спрятать! — шепнула Елена и показала на комнату администратора.
Ключ лежал на стойке. Они открыли дверь, перенесли покойника на продавленный диван и накрыли одеялом.
— Он, наверное, тут и жил, — сказала Елена, показывая на спиртовку на столе и тулуп за ситцевой занавеской.
— Надо уходить, — проговорил Жора.
— Куда?
— Не знаю. Подальше отсюда, пока нас не поймали.
Елена покачала головой:
— Если мы будем бродяжничать, нас поймают намного быстрее. Давай останемся и всем скажем, что мы новая прислуга в номерах. Кроме заведующего, тут работников не было, стало быть, вопросы задавать некому.
— А труп куда?
— Выкинем. Мало ли стариков умирает на улице? Думаешь, милиция будет разбираться, кто он и откуда?
Жора прикрыл глаза: он не мог поверить, что всё это происходит на самом деле.
2
В сарае нашли тачку, и Жора отвез старика к Петропавловскому кладбищу, там и бросил у ограды.
Заведующего никто не хватился. Жора и Елена исполняли его работу, и никому не приходило в голову, что они самозванцы. Правда, денег у них совсем не было; постепенно они продали на Мытном рынке все имущество старика — от дивана до тулупа.
От голода и отчаяния они чувствовали себя святыми, наполовину превратившимися в мощи. Они не имели права на жизнь, не знали, куда бежать и что делать: все связи с родней и друзьями были оборваны. Елена плакала по ночам: «Я ведь даже к острогу не могу сходить!» Но пока их никто не трогал, кроме треклятых вшей.
Поговорив с базарными тетками, Жора сделал вонючую мазь, которой следовало натирать все тело; Елена стала носить на запястье заговоренный амулет. Они перепробовали все — от нафталина до камфорного масла, потратили на борьбу с паразитами доход от продажи плинтусов. Но наука и суеверия оказались бессильны.
