Леха с интересом поглядел на нее.
— Правильно. Так, давай дальше смотреть…
Через минуту Топ обнаружила рядом с пультом красную алюминиевую гильзу из-под сигары.
— «Корона», — прочитала она название. — Запоминай, Лех: тот, кто здесь курил, любит «Корону».
Он аккуратно переложил и гильзу, и саму сигару с остатками пепла в заранее подготовленные пакетики.
— На них могут остаться следы, — сказал он Топ назидательно. — В случае чего, можно будет передать их на экспертизу.
Но ей уже надоели эти изыскания.
— Ничего ты никому не передашь, — насмешливо бросила она. — Даже если ты снимешь отпечатки пальцев, как ты установишь, чьи они? Сверяться с ментовской базой данных тебе никто не разрешит. А если ты передашь все улики органам, то стоит им прознать, что ты шарахался тут и ни слова им не сказал о предполагаемом месте преступления, как тебя самого привлекут к ответственности. Ты же истоптал здесь все своими ботинками и истрогал руками… А еще надеешься кого-то разоблачить! Только время с тобой потеряли, сюда катаясь.
Леха тяжело задышал от негодования.
— Ты только что выбросила грабли, а еще смеешь…
Но Топ его перебила:
— Ты лишь предположил, что Измайлова убили именно в радиорубке и именно граблями. Ты лишь предположил, что человек, куривший сигару, курил ее в его присутствии. Ведь вполне может быть, что Серегу кокнули вон в тех кустах, а потом приволокли сюда. А курил кто-то вообще левый. То же самое и с женщиной, обладающей накладным ногтем. По сути, у тебя ничего нет, ни одной улики. Фигня только какая-то.
— Посмотрим! — сказал Леха угрюмо, рассовывая собранное добро по карманам.
— Нечего и смотреть.
* * *
Назад Леха ехал в препоганейшем настроении. Топ была права: все собранные им доказательства были какими-то несерьезными и не могли служить отправной точкой для расследования. Но с другой стороны, взять хотя бы сигару: с чего бы человеку прокуривать крохотное помещение радиорубки, когда можно сделать то же самое на свежем воздухе? Ведь погода в субботу была просто отличная… Нет, здесь явно что-то скрывалось. Леха просто чувствовал это.
— Ладно, — проговорил он наконец. — Этот ноготок и сигара — уже кое-что. На свете не так много людей, которые балуются такими штучками. Давай-ка лучше поразмыслим, кто у нас носит такой маникюрчик?
— Бог его ведает! — фыркнула Топ, поглядывая в зеркало заднего вида. Я в отличие от тебя дамам ручки не целую.
— Так ведь я тоже не знаю! — оправдался Леха. — Ваши настоящие ногти отличить от поддельных — все равно что выяснять, у кого вставные зубы, а у кого свои. Пока в стакане челюсть не увидишь, в жизни не догадаешься!
Топ угрюмо крутила баранку и не отзывалась.
— А знаешь что? — произнесла она после некоторого молчания.
Леха встрепенулся.
— Что?
— Сигарками-то среди наших балуется только Боря. Больше я никого не припомню. И, между прочим, у него по всему кабинету валяются точно такие же гильзы, как та, которую я нашла.
— Точно! — воскликнул Леха. — Только зачем ему убивать Серегу? Они вроде всю жизнь не разлей вода были?
— Ну я не знаю… Но мы это выясним.
Леха засмеялся.
— Что, и тебя зацепило дело о сломанных ногтях и исчезнувшем покойнике?
Топ смерила его гордым взглядом.
— Да вот! Все из-за тебя! Лишил несчастную женщину покоя и радуется! Жила, никого не трогала, а теперь вот сиди и ломай голову, почему нашему замдиректору Боре потребовалось пристукивать нашего директора Сережу.
ГЛАВА 3
Все редакции альянса были погружены в траур. Со стены в коридоре на входящих поглядывал украшенный черной ленточкой покойник, чье лицо вопреки всеобщей скорби было на редкость жизнерадостным. Софочка вырезала его из какой-то фотографии, вследствие чего на Измайловском плече почему-то оказалась посторонняя рука. По альянсу тут же пошли подпольные каламбуры, что Сергей Антонович скончался не один: он забрал на тот свет чью-то конечность.
Вообще было удивительно, насколько народ несерьезно отнесся к гибели руководителя. Сначала, конечно, у всех был шок, ужас, то и дело раздавались слова «Дожили!», «Совсем ведь молодой еще!», «Кругом одни бандиты!» и все в том же духе. Сотрудники делились друг с другом слухами о зловещих убийствах в городе, а также о том, что теперь могут задержать зарплату. Но буквально через несколько часов страсти поулеглись, и все пришло в норму: женщины принялись обсуждать мужиков, кино и рассаду, а мужчины предались воспоминаниям о вчерашнем футбольном матче. Однако же работать никто пока не желал. На то была уважительная причина.
Лехе было труднее всех. На него с самого утра повесили составление какого-то хитроумного договора поставки бумаги, и пока все редакции вкупе с Настей и Танькой морально готовились к выносу тела, похоронам и поминкам Измайлова, он вынужден был перебирать нормативные акты. Досады добавляло еще то, что продавщица Валя рассказала не только Топ, но и всему народу, что Кобец пытался кадрить нового PR-менеджера
[3]
Ярославну Князеву, однако вопреки всем ожиданиям был позорно послан на фиг.
Вообще появление этой Ярославны возбудило нездоровый интерес коллектива. Раньше никаким PR-ом в альянсе и не пахло, а тут Боря привел какую-то сногсшибательную девицу, посадил к себе в кабинет и велел сотрудникам помогать во всех ее непонятных начинаниях. То, что она нравилась ему, было видно невооруженным глазом, и народ сразу же решил, что она Борина любовница. А что еще думать, если Ярославна ни на шаг не отходит от Грушкова, до простых смертных не снисходит, знакомиться ни к кому не идет и ставить бутылку за «прописку» явно не собирается? Больше всех возмущалась Борина секретарша Софочка. Она вытаращивала глаза и нервозно тряся своими кулачками и пучочком, негодовала:
— Ну мне не понятно, почему я должна мыть чашки за этой… женщиной?! Вот за Борисом Игоревичем — это да, за посетителями его — тоже согласна. Но где это написано, чтобы я — секретарь-референт с высшим образованием — мыла посуду за ней?! А вы знаете, сколько она выдувает иногда? Это же какое-то национальное бедствие!
Софочку все понимали: она была человеком добрым, отзывчивым и общественно полезным. А понимание коллег только подогревало ее протест.
Тут как раз из Валиных уст стало известно, что альянсовский ловелас номер один Лешка Кобец получил от Ярославны от ворот поворот. Народ моментально решил, что за гордость и высокомерие она заслуживает всеобщей нелюбви, а Леха — самого, что ни наесть, теплого сочувствия. В результате этого сотрудники время от времени заходили в Лехин кабинет вроде как по служебным делам, а потом как бы невзначай вставляли: «Ну, ничего, и на старуху бывает проруха». И весьма довольные собой удалялись.
