— Юджин Торрел умер на прошлой неделе.
— Кто это?.. — Я, слегка отстранившись, посмотрел на него. Улыбка стала шире, и я понял, кого он имел в виду: Юджина — того самого парнишку, который видел, как мы убили Мариона Сосиа.
— На нож налетел в Броктоне из-за какой-то бабы. — Бруссард снова закрыл глаза, улыбка померкла, сохранившись только на одной стороне лица. — Очень тебе повезло. Теперь ничего на тебя нет, кроме бесполезных показаний мертвеца-неудачника.
— Реми.
Глаза его широко раскрылись, пистолет выпал на гравий. Он было наклонил голову, собираясь поднять оружие, но рука так и осталась лежать на коленях.
— Давай, старина. Сделай что-нибудь перед смертью. На тебе немало чужой крови.
— Знаю, — с трудом проговорил он. — Кимми и Дэвид. Ты небось даже не подозревал.
— Мысль об этом донимала меня последние сутки, — сказал я. — Это вы с Пулом?
Он едва кивнул и снова прислонил затылок к вентиляционной шахте.
— Не с Пулом. С Паскуале. Пул не любил стрелять. Тут он черту провел и не переступал. Не оскорбляй его память.
— Но Паскуале ведь не было у карьера в тот вечер.
— Он рядом был. Кто, по-твоему, уложил Роговски в Каннингемском парке?
— Но Паскуале не успел бы оказаться по другую сторону карьера и убить Маллена и Гутиерреса.
Бруссард пожал плечами.
— Кстати, почему Паскуале было просто не убить Буббу?
Он нахмурился:
— Старина, мы убиваем только тех, кто представляет для нас непосредственную угрозу. Роговски ни хрена не знал, мы оставили ему жизнь. Ты — тоже. Думаешь, я не мог попасть в тебя с другой стороны карьера в тот вечер? Нет, Маллен и Гутиеррес представляли реальную угрозу. А также Малыш Дэвид, Ликански и, к сожалению, Кимми.
— Не забудь про Лайонела.
Бруссард нахмурился еще сильнее.
— Я не хотел убивать Лайонела. Никогда. Мне казалось, это будет плохая игра. Кое-кто испугался.
— Кто?
Бруссард коротко хрипло усмехнулся, на губах у него выступила кровь. Он закрыл глаза.
— Ты помни: Пул не любил стрелять. Не надо плохо о нем, о покойнике.
Возможно, Бруссард водил меня за нос, но — к чему? Если Фараона Гутиерреса и Криса Маллена убил не Пул, кое-что предстояло переосмыслить.
— А та кукла? — Я слегка похлопал его по руке, — и он открыл один глаз. — А лоскут футболки Аманды на стене карьера?
— Это — я. — Он облизал губы и закрыл глаз. — Я, я, я. Все я.
— Нет, для тебя это слишком. Черт, ты не настолько умен.
Он покачал головой:
— Ты это серьезно?
— Серьезно, — сказал я.
Он вдруг открыл оба глаза, взгляд был ясный и осмысленный.
— Подвинься-ка налево, Кензи. Дай взглянуть на город.
Я сделал, как он просил. Бруссард посмотрел на горизонт, улыбнулся огонькам, мерцающим на площадях, мигающим красным погодным буям и радиопередатчикам.
— Красиво, — сказал он. — Знаешь что?
— Что?
— Очень люблю детей, — сказал он так просто, так мягко.
Правая рука скользнула к моей и сжала ее. Перед нами лежал канал, протянувшийся от моря до центра города, и блеск его вод, темное бархатное обещание, жившее в его огоньках, приводило на ум мысли о светском лоске, о благополучном, сытом, безбедном существовании, отгороженном от неприглядности и боли грубой жизни стеклом и привилегиями, стенами из красного кирпича, железом и сталью, изогнутыми лестницами, водной гладью с мерцающей на ее поверхности дорожкой лунного света, неизменной водой, спокойно обтекающей острова и полуострова, на которых раскинулся наш огромный город.
— Красота, — шепнул Реми Бруссард и выпустил мою руку.
34
— …И в этот момент человек, в котором вы узнали Реми Бруссарда, ответил: «Мы должны это сделать. У нас же приказ. Давай живо». — Помощник окружного прокурора сняла очки и взялась двумя пальцами за кожу на переносице. — Я правильно изложила, мистер Кензи?
— Да, мадам.
— Обращайтесь ко мне «миссис Кэмбел». Будет в самый раз.
— Да, миссис Кэмбел.
Она снова водрузила на нос очки и взглянула на меня через тонкие овальные стекла.
— И что именно, по вашему мнению, это значило?
— По моему мнению, это значило, что кто-то отдал приказ детективу Паскуале и патрульному Бруссарду убить Лайонела Маккриди и, возможно, остальных, бывших с ним в баре «Эдмунд Фицджералд».
Помощник окружного прокурора пошуршала бумагами, которых — за шесть часов допроса в комнате 6а шестого квартального отделения полиции Бостона — набралось на половину блокнота. Шуршание этих страниц, стремившихся от ее яростного царапанья шариковой ручкой свернуться в трубочку, напомнило мне осенний шелест сухих листьев, сметенных ветром к бордюру тротуара.
Помимо нас с Адой Кэмбел в комнате находились два детектива по расследованию убийств, Джэнет Хэррис и Джозеф Сентауро, и ни той ни другому я нисколько не нравился. Еще присутствовал мой адвокат Чезвик Хартман.
Он некоторое время понаблюдал за тем, как Ада Кэмбел просматривает бумаги, и сказал:
— Миссис Кэмбел.
— Гм? — Она оторвалась от чтения.
— Я так понимаю, это случай особый, не сомневаюсь, он будет подробно освещаться журналистами. Мы, я и мой клиент, готовы к сотрудничеству с ними. Но… долгая выдалась ночь, вы не находите?
Помощник окружного прокурора с шелестом перевернула очередную страницу.
— Наш штат вовсе не заинтересован в том, мистер Хартман, чтобы ваш клиент недосыпал.
— Ну, штат может быть заинтересован в чем угодно, миссис Кэмбел, но мне важно, чтобы мой клиент мог выспаться.
Кэмбел положила ладонь на бумаги и взглянула на Хартмана.
— Что, по-вашему, я должна сейчас сделать, мистер Хартман?
— По-моему, вы должны выйти за дверь и переговорить с окружным прокурором Прескоттом и сказать ему, что суть происшествия в «Эдмунде Фицджералде» совершенно очевидна, что мой клиент действовал так, как действовал бы на его месте любой нормальный человек, и что он ни в коем случае не является подозреваемым ни в смерти детектива Паскуале, ни патрульного Бруссарда, и что давно пора отпустить его на все четыре стороны. Замечу также, миссис Кэмбел, что до настоящего момента мы оказывали всестороннюю помощь правосудию и намерены оказывать ее и впредь при условии, что вы проявите по отношению к нам естественное человеколюбие.
— Этот парень, мать вашу, полицейского пришил, — сказал детектив Сентауро. — И вы, адвокат, хотите, чтобы мы его вот так и отпустили? А коня шоколадного не желаете?
